– Я тут подробно расспросил квартирмейстера о том, как вы лишились судна, – сказал Сильвер. – Хочу сказать, что Черный Пес научился шевелить мозгами. Раньше годился только для побегушек.

– Как насчет возмещения мне убытков? – взглянул я ему в глаза. – Вы должны войти в мое положение, мистер Сильвер…

– Завтра погибать, а он думает об убытках! – покачал головой Коннолии. – Надо же!..

– Ну, с меня-то взятки гладки! – сказал одноногий. – Я чист, как слеза младенца! Это проделки Черного Пса, но что теперь с него взять – сдох, окочурился, отправился к праотцам! – Он с улыбкой вынул трубку изо рта и концом черенка указал на своего помощника. – Обратитесь с этим вопросом к Берни, он как раз был среди тех, кто решил, что шхуна вам ни к чему.

– Тебе не повезло, приятель, – нахмурил брови Клинч. – И повезет еще меньше, если завтра твои дружки скажут нам «нет»!

Пираты одобрительно зашумели. Попугай, хрипло ворча, долбанул клювом по дверной притолоке. Сильвер вытряхнул золу из трубки и вновь набил ее табаком. Кто-то из пиратов метнулся к едва горевшему костру, выудил из углей тлеющий сучок и дал ему прикурить.

– Это кто ж такой шустрый? – взглянул на него одноногий. – А-а, Чарли Мейсон. Благодарю, сынок, благодарю… Так что, капитан Хук, сквайру и доктору лучше прислушаться ко мне. В случае отказа, ваша смерть будет на их совести… А шхуна все равно будет нашей, клянусь дьяволом!

– Вы уверены?

– Я долго живу на свете, капитан, знаю, о чем говорю… А вы молоды, вам бы жить еще и жить. Если честно, мне по сердцу ваша невозмутимость, спокойствие, у вас нет страха в глазах. Мой вам совет: поддержите меня завтра, убедите друзей принять мои условия.

– Я этого делать не стану, – твердо проговорил я, – и будь, что будет!

Клинч протянул руку к кинжалу, но Сильвер опустил на нее свою широкую ладонь.

– Смелая речь, – сказал он. – Я, в общем-то, иной от вас и не ждал… Откуда вы родом, капитан?

– Я появился на свет в Бостоне, мои родители – русские…

– Неожиданный галс!.. Однако ваша фамилия говорит о том, что…

– Моего предка, защищавшего южные рубежи государства от кочевников, звали Юрий Крюк, по-английски Хук. Дед в его честь принял фамилию Юрьев.

– Он и попал в Америку?.. И когда же?

– Это долгая история.

– Казаки… Храбрые люди. Вот почему, капитан, у вас нет страха в глазах, это в крови…

– Пустить ему эту кровь, и дело с концом! – проворчал квартирмейстер. – Чего с ним цацкаться?

Взгляд Сильвера помрачнел, его полные губы сжались в тонкую линию.

– Берни Клинч! – с расстановкой проговорил он. – Я здесь капитан и мне решать, что делать с этим моряком. Ты для чего выдвинул меня на эту должность?.. Выслушивать твою дурь? Я же говорил, объяснял, зачем нам нужен пленник. У тебя память отшибло?!

– Что ты взъярился, Окорок?! Я тоже могу вскипеть!.. Нечего с ним канителиться, слишком он о себе большого мнения…

– Я тебе не Черный Пеc! Задрай люки и запомни: те, кто бросал Долговязому Джону вызов, горько жалели об этом, клянусь громом! Если успевали…

Оба пирата в упор уставились друг на друга. У Клинча заходили желваки, задергалось веко, но он первым отвел глаза. Чтобы разрядить обстановку, кок, невысокий, с приметным брюшком, дав команду молодым матросам набрать хвороста для готовки ужина, загремел в блокгаузе кастрюлями. Клинч встал с бочонка и скрылся за срубом, остальные пираты разбрелись кто куда. Сильвер остался сидеть на порожке, покуривая трубку и глядя с хмурым видом на лес, пронизанный угасающим вечерним светом.

– С вами не случится ничего плохого, капитан, – тихо сказал он, наклонившись ко мне. – Обещаю.

Вот так новость! Никогда бы не подумал… Я хотел было придвинуться к пирату, но он всем своим видом дал понять, что диалог неуместен.

День на глазах клонился к закату. Меня попеременно охраняли то Морган с перевязанной головой, то флегматичный Джонсон. Они по-прежнему щеголяли в своих диких одеждах из козьих шкур. Джонсон иногда доставал библию и нараспев читал ее вслух: о бесплодной смоковнице, неразумном юноше, неверном управителе. Когда дошло до притчи о блудном сыне, один из матросов остановился подле него, глубоко вздохнул и смахнул набежавшую слезу.

Вскоре перед срубом разгорелся большой костер. Пираты, отведав ужина, откупорили бочонок рома и снова устроили гулянку с танцами и песнями. Сильвер и Клинч сидели у костра бок о бок, но было видно, что ссору у порожка блокгауза не забыл ни тот, ни другой.

Глава 14

 Пираты угомонились только к полуночи. Одни улеглись спать на голой земле у костра, другие устроились на ночлег в блокгаузе. Два подвыпивших матроса с мушкетами в руках стали бродить с неприкаянным видом вдоль частокола – Клинч отрядил их в часовые, предупредив, что вытрясет из них душу, если прозевают опасность. Морган перед отходом ко сну подстраховался: одним концом короткой веревки обвязал мне бедро, другим концом – свою руку. Место он занял завидное, возле Сильвера, рядом с открытой дверью. Доступ свежего воздуха ночью нам был обеспечен.

 Я прилег подле старика с невеселыми мыслями, радоваться, по большому счету, было нечему. В обещание Сильвера не особо верилось, будущее рисовалось в мрачном свете. Сидя у костра, я пробовал ослабить узлы на запястьях, как-нибудь расшатать их, но ничуть не преуспел в этом. Едва мой сторож засопел, я снова принялся за дело. Не терять надежды! Не вешать нос! Авось, что-нибудь получится.

Дольше всех засыпал Сильвер. Он не меньше часа ворочался с бока на бок, беспокоя попугая, устроившегося подремать на бочонке с ромом.

– Тишина! – бормотала птица заученные словечки. – Сто крабов вам в глотку!

Наконец, и одноногого пирата сморил сон. Блокгауз наполнился методичным сопением и храпом. Иногда слышалась бессвязная речь то одного, то другого матроса. Понять ее было невозможно – какой-то набор слов, полная бессмыслица, больше ничего.

 Я в который раз подумал о своих спутниках, индейце и бывшем пирате. Нет сомнений, что там, на берегу Северной бухты, они разобрались, что к чему и прошли по моему следу. Теперь, поди, прячутся где-то поблизости, за частоколом. Возможно, вон за теми соснами, что покачивают верхушками на фоне звездного неба. Какие мысли бродят в голове у Ганна? А что