забочусь? Наплевать? Тебя оскорбили? – Он пылал гневом. – Кто тебя обидел? Кто, говори сейчас же! Уж я до него доберусь! Пусти меня к нему, я научу его уму-разуму!» Рядом с тропой валялся длинный замшелый ствол тополя, который весил не меньше тонны. Индеец наклонился над ним и попытался поднять, повторяя: «Я о тебе позабочусь! Тебя оскорбили? Кто это сделал? Где он? Погоди, вот сейчас я подниму это бревно и проучу мерзавца!» Но бревно не поддавалось, и бедолага совершенно обезумел в попытках поднять его и удержать в руках. Кое‐как взгромоздив ствол на плечо, индеец заплясал туда-сюда, пока наконец не свалился в изнеможении, и тогда терпеливая спутница подхватила его – парень был невысокий и субтильный – и потащила домой.
Я знавал одного молодого индейца, который в подпитии любил пошалить. В такие моменты он имел привычку таскать у трех своих жен их скромные запасы превосходного пеммикана, изделия из бисера, иголки и шила, которые тут же раздавал другим женщинам. Однажды с утра, когда я проходил мимо, парень как раз устроил очередное озорство, и жены решили поймать и связать его, пока не протрезвеет. Однако ничего не вышло: женщины гонялись за ним через весь лагерь, к холмам, к реке, назад в лагерь, и наконец парень по волокушам, прислоненным к палатке, взобрался на самую ее верхушку, уселся на перекрестье жердей и принялся высмеивать своих жен, ругая их за неумение быстро бегать и перечисляя все предметы, которые он у них стащил. При этом он очень веселился. Жены принялись вполголоса советоваться, а потом одна из них вошла в палатку. Тем временем их мучитель прекратил издевательства и затянул застольную песню:
Медвежий Вождь дал мне выпить,
Медвежий Вождь меня…
Но тут ему пришлось прерваться: жена, вошедшая в палатку, схватила огромную охапку сена с лежанки и бросила ее в тлеющий очаг. Сухая трава вспыхнула факелом, и пламя добралось до самой нежной части тела распоясавшегося пьяницы. Он взвыл от удивления и боли и свалился со своего насеста. Едва он скатился на землю, жены набросились на него. Уж не знаю, сколько им понадобилось веревок, чтобы в конце концов скрутить мужа и затащить его на ложе под шуточки и улюлюканье хохочущих зрителей.
Однако пьянство имело и очень неприятные стороны. Однажды вечером, когда индейцев вокруг торгового пункта жило мало, Ягода, один торговец по фамилии Т. и я сидели, беседуя, у очага в лавке. В начале вечера в ней было много народу, а сейчас двое еще отсыпались после попойки в углу против нас. Вдруг Ягода крикнул: «Берегись, Т.!» – и в то же мгновение резко толкнул его на меня с такой силой, что мы оба полетели на пол. Вмешался мой друг как раз вовремя: стрела все же оцарапала кожу на правом боку Т. Как оказалось, один из пьяных индейцев проснулся, хладнокровно вложил стрелу в лук и собирался уже выпустить ее в Т., когда Ягода заметил это. Не успел индеец вытащить из колчана другую стрелу, мы накинулись на него и выбросили за дверь. Почему он выпустил стрелу в Т. – из-за воображаемой обиды или потому что ему что‐то приснилось, – мы так и не узнали. Но краснокожий был из бладов – племени весьма злокозненного.
В другой раз Ягода отодвинул засов, собираясь выйти наружу, но тут дверь внезапно распахнулась и в лавку ввалился застывший труп индейца с торчащей в груди стрелой. Видимо, некто с очень мрачным чувством юмора прислонил окоченелый труп к двери с намерением преподнести нам сюрприз. Мертвец тоже был из бладов, и впоследствии так и не выяснилось, кто его убил.
Однажды, охотясь на берегах Миссури, я убил бизона с «бобровой шкурой», как ее называют торговцы за чрезвычайно тонкую, густую и шелковисто-глянцевитую шерсть. Такие шкуры – редкость, и я снял ее целиком с рогами и копытами. Мне хотелось, чтобы ее выделали особенно хорошо, так как я собирался сделать подарок своему приятелю в восточных штатах.
Женщина Кроу, милая старуха, заявила, что сама выполнит эту работу, и тут же натянула шкуру на раму. На следующее утро замерзшая шкура стала твердой, как доска, и Женщина Кроу, стоя на ней, принялась сдирать мездру, когда к палатке подошел полупьяный индеец кри. Я случайно был поблизости и, увидев, что незваный гость собирается стащить Женщину Кроу со шкуры, подбежал и изо всех сил ударил его кулаком прямо в лоб. Я не раз слышал, что сбить индейца с ног почти невозможно, и могу это подтвердить. Индеец кри поднял сломанный шест остова палатки – длинную и тяжелую жердь – и пошел на меня. Я был безоружен, поэтому пришлось повернуться и обратиться в позорное бегство. Но бежал я не так быстро, как преследователь. Трудно сказать, чем бы все кончилось, – вероятно, буян убил бы меня, если бы Ягода не увидел, что происходит, и не поспешил на помощь. Кри как раз собирался нанести мне удар по голове, когда Ягода выстрелил, и индеец упал с пробитым пулей плечом. Несколько человек из племени кри забрали его и унесли домой. Затем к нам явился вождь кри вместе с племенным советом, и у нас состоялось бурное разбирательство дела. Кончилось тем, что мы заплатили за нанесенный ущерб. Мы всегда старались по возможности жить с индейцами без трений.
Несколько сезонов мы вели торговлю с индейцами кри и северными черноногими на Миссури, так как эти племена потянулись за последними стадами бизонов с реки Саскачеван на юг, в Монтану. Я очень дружил с одним молодым черноногим, но однажды он пришел совсем пьяный, и я отказался дать ему спиртное. Он очень рассердился и ушел с угрозами. Я совершенно забыл об этом происшествии, как вдруг несколько часов спустя вбежала его жена и сказала, что Несущий Ружье под Водой (Ит-су-йи-на-мак-ан) идет сюда, чтобы убить меня. Женщина была страшно напугана и умоляла меня сжалиться и не убивать ее мужа, которого она горячо любит; он сам, когда протрезвится, будет страшно стыдиться попытки причинить мне вред. Я подошел к двери и увидел приближающегося бывшего друга. На нем не было никакой одежды, кроме мокасин. Лицо, туловище, руки и ноги были фантастически раскрашены зелеными, желтыми и красными полосами. Индеец потрясал винчестером калибра 0.44 и призывал Солнце в свидетели моего грядущего убийства, уничтожения его худшего врага. Разумеется, я столь же мало хотел убить черноногого, как его жена – видеть мужа убитым. Пораженная ужасом, она убежала и
