– Замолчите! Семь ртов, восемь языков[8]… – Юнь Шэнли вспомнил загадочного хозяина двора и даже немного проникся их жалобами. Но для уяснения урока его подчиненные должны были начать действовать самостоятельно: он не всегда будет рядом, и только так они смогут чему-то научиться. Он спросил как бы между делом: – Ну и что там этот Яо Линь? Не убил же он вас?

Чжи Хань, получивший возможность излить душу, дал волю эмоциям:

– Да этот хозяин, видимо, терпеть нас не может! Кинул в лицо кучу записей и заставил проверять! Зато как вежливо! Мы, кстати, так ничего и не нашли, кроме небольшой недостачи, и нам за это даже спасибо не сказали!

– Правильно сделали.

– Глава, вы вообще на чьей стороне?! Вы просто не видели, как на нас смотрел его слуга. Как на вшивых собак!

Юнь Шэнли и сам заприметил эту неприязнь во время разговора с господином Яо на постоялом дворе. Однако поведение Сяо Ши было не похоже на огорчение из-за обвинения в убийстве, будто эта ненависть шла из глубин его сердца.

– Я на стороне закона. Половина вашей работы выполнена. Напишите отчет и вечером занесите мне в кабинет, а сейчас я слишком занят для того, чтобы слушать ваши жалобы.

– Чем? Вы же ходили допрашивать Бао Чуянь? Она что-то рассказала? – поинтересовался Чжи Хань.

Юнь Шэнли торопился и не хотел тратить время на пустую болтовню.

– Бао Чуянь хотели убить. Нападавший был человеком из Ордена Полуночников, но ему не удалось лишить госпожу Бао жизни. Теперь она в наших руках, и мы обязательно допросим ее.

Подчиненные ошарашенно уставились на главу.

– Только не говорите, что вы хотели идти без нас? – воскликнул Чжи Хань, чувствуя себя обиженным и несправедливо обделенным. – Скорее всего, и пытки будут?

– Пытки?! – Услышав вопрос Чжи Ханя, Сунь Юань тут же забыл о всех неприятных событиях дня.

– Смотри, как переполошился! И месяца в Ведомстве еще не проработал, а уже кровожадный, будто главный палач!

– А сам-то, наверное, от вида крови на землю падаешь от ужаса!

– Спорим на тридцать монет, что и палочка благовоний не догорит, а ты уже будешь за пределами камеры звать мамочку? – Чжи Хань протянул руку, чтобы заключить пари.

– Спорим! – ответил Сунь Юань, крепко сжимая чужую ладонь.

– Глава, вы свидетель! – Чжи Хань обернулся в поисках Юнь Шэнли, но того уже и след простыл. – Вот же! Сын самого цензора, а людей совсем не уважает.

Сунь Юань лишь вздохнул.

* * *

Тюрьмы располагались в соседнем здании, ниже, в подвалах, куда почти не проникал дневной свет. Тусклый свет факелов отбрасывал еле видные желтоватые отблески на холодные каменные стены. Влага скапливалась в углах, отчего помещение казалось еще более жутким. Заключенные проводили в этом месте свои последние дни, перед тем как их судьба решалась окончательно.

В коридорах тюрьмы стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжелыми шагами патрулирующих стражников. Когда госпожу Бао привели внутрь и двери закрылись за ней с глухим щелчком, она на мгновение подумала, что ее оставят тут навечно. Но долго ее одиночество не продлилось. На следующий день, миновав несколько пустых камер, Юнь Шэнли остановился перед одной из них. Вчера весь вечер он потратил на то, чтобы научить разуму своих же подчиненных, и потому очень вымотался, но к госпоже Бао пожаловал, будучи полным сил для дальнейшего разговора.

Дверь камеры отворилась. Юнь Шэнли подошел к Бао Чуянь неспешно, сверля ее своим пронизывающим, острым взглядом. Атмосфера была уже не та, как во время разговора у нее дома. Сейчас Юнь Шэнли на своей территории и мог делать все, что захочет.

– Думаете, молчание вас спасет? Если не скажете ни слова, сможете выйти отсюда? Вы правда в это верите? – Он держался пренебрежительно, намеренно не выказывая никакого сострадания к женщине.

До нападения у Юнь Шэнли еще имелись сомнения на ее счет, но теперь он готов был идти до конца. Он хотел выяснить правду, и неважно, какой ценой.

– Ты думаешь, раз спас меня от рук убийцы, то я смогу доверять тебе? Чем ты лучше его?! Вы оба хотите от меня чего-то, и оба не пощадите.

Юнь Шэнли сразу же уцепился за ее слова:

– Значит, вы хорошо знали нападавшего?

Госпожа Бао, поджав губы, отвернулась. Она молчала какое-то время, упорно глядя на голые стены камеры и стараясь игнорировать его присутствие.

– Вы знали, что рано или поздно это произойдет. – Юнь Шэнли подошел к единственному в комнате факелу. Рука потянулась к кремню, искры вспыхнули в темноте, и вскоре пламя затрепетало, немного разгоняя темноту. – Или вы наивно полагали, что расследование обойдет вас стороной, потому что вы вдова и мать двоих детей?

Госпожа Бао продолжала молчать, упрямо стиснув зубы. Ее волосы растрепались, а сам вид говорил о том, что нахождение в темнице было для нее невыносимым испытанием. Юнь Шэнли же, не увидев никаких попыток пойти ему навстречу, спокойно приказал охране:

– Подвесить ее.

Он не хотел пытать госпожу Бао, но, так как она упиралась, пришлось прибегнуть к самому безобидному из всего того, что было в распоряжении Ведомства наказаний.

Двое стражников вошли в камеру, немедленно схватили ее за руки и подтащили к цепям, висящим на стенах. Звякнул металл, на запястьях защелкнулись железные браслеты, и ее тело безвольно повисло в пространстве сразу после того, как мужчины отступили назад. Госпожа Бао охнула, ощущая, как ее руки натягиваются, суставы начинают ныть от боли, а ноги и вовсе не касаются холодного пола камеры.

Юнь Шэнли наблюдал за происходящим бесстрастным взглядом. Подвешенная, словно кусок мяса, она уже начала испытывать муки. Ее грудь вздымалась все тяжелее, дыхание становилось все более прерывистым, в глазах поднималась паника, а ноги, не достающие до земли, подрагивали все чаще. Ее желание упорствовать дальше уменьшалось с каждой секундой.

– Вы запечатали рот тремя печатями?[9] – произнес Юнь Шэнли, наблюдая за ее страданиями.

Госпожа Бао зажмурилась, пытаясь справиться с болью, но ее тело уже начало сдаваться. Первые капли пота покатились по лбу. От нового неосторожного движения руки сдавило так сильно, что всю ее пронзила резкая невыносимая боль. Рот скривился, а еле сдерживаемые крики превращались в полные страдания стоны и мычания.

Юнь Шэнли махнул рукой, и ему тут же принесли маленькую табуретку. Он сел на нее, закинув ногу на ногу, и продолжил пристально смотреть на заключенную:

– Вы молчите, молчите, я пока подожду. У меня времени много, а вот