науке привиделись чтобы
в просторах космической тьмы
великой печали микробы
которые смертны как мы
бедные мы
в том сне где вода нагибается к небу
а сучья торчком вроде маленьких женских запястий
и пальцы ветвей заплетает молитва над долгой рекой
это послеполуденный сон атеиста с похмелья
и трудные верные рыбы
к поверхности льнут перевернутым телом
но тени стекаются к плесу пустые глаза
отражают молву как изогнута водная плоскость
поверхность чужих отражений
и чавкает мшистая топь под подошвой
всегда эти бедные бедные мы
когда малолетним еще несмышленышем счастья
слонялся наотмашь еще увлекался надеждой
кого узнавали во взрослых глазах
но примерно вполне понимаю механику мира
в котором не я существую я не существую
уже существую не я
но пожалуйста вот вам и рыбы
у многих слезинка в стеклянном зрачке
уложив на распиленный бублик
в далекой юдоли изгнанья и сам на поверку баркас
в деликатных объятиях рыбы родной
обратно вода задрожала в оазисе света
и все-таки луком разит от такого впотьмах поцелуя
запястьями вверх почему ты уснул не один
полустиснув полуотпустив пациентку
осталось навеки своим перевернутым телом
молитва и трудные верные рыбы ее
несмышленышем тщетной надежды
что дескать не я существую и бедные мы
но поверхность чужих отражений
ложится плашмя на разрезанный бублик
вся водная плоскость невидимой горизонталью
впериться в пустые глаза чья вода нагибается низко
а там только рыбы и крабы внутри
астролябия labia magna
и все же формально я прав я ведь ясно сказал
вроде маленьких женских всегда
боярышник
пускай казарма замолчит на миг вся
и голосами ясными с утра
споем ребята о бозоне хиггса
о моли стерегущей свитера
или отвертку наждаком заточим
в устройстве мира выправим изъян
всю землю нахуй отдадим рабочим
а фабрики оставим для крестьян
ах мон ами романтики не мы ли
сердечко вскачь и оторопь берет
оттопали за синей птичкой мили
пока в гробы не уложил черед
а то ведь помнишь иваси настойка
боярышника юности симптом
но я мон шер скончался не настолько
чтоб черви строем в черепе пустом
он слыл устройством для ношенья шляпы
во рту гостила песня и еда
но фабрики мышам летучим в лапы
ежам и лисам землю навсегда
спит на столах порожняя посуда
еще посветит солнце до восьми
и будет мрак где точит моль-паскуда
отечество и мы лежим костьми
тот хмурый край где жизнь была сиротка
и потому финал ее фантом
лишь крепче спирт да солоней селедка
и весь в цвету боярышник потом
зайчик
вот зайчика жалко его укусила змея
когда он на цыпочках куст объедал до цветочка
теперь ему лапу пожать солидарно нельзя
мы все существуем а зайчик в могиле и точка
ты скажешь читатель что зайчика я изобрел
солгал и гадюка притянута за уши даже
корова свой клевер грызет и в зените орел
порхает а зайчика нет изначально в пейзаже
змея мне не друг закадычный и зайчик не зять
зачем бы я стал продвигать их родство или свойство
а сам-то читатель ты кто с позволенья сказать
чтоб мне диктовать из партера природы устройство
вот гул затихает и я на подмостках стою
на тыкве следы косяка зарастут понемногу
читатель исчез изложив мне платформу свою
но зайчика жальче с него я и начал эклогу
пушистый на ощупь он был и приятный на вид
но слишком хорош для недоброго мира и нате
и только змея нога за ногу в кресле сидит
и уши в прожилках ее розовеют в закате
кораблик
вода стекловидна и вечер пригож
кораблик кораблик куда ты плывешь
на стыке стихий полыхает заря
кораблик безмолвен и мчит почем зря
тогда во второй поупорствуем раз
куда ты кораблик несешься от нас
ответа не слышно и третий тогда
отчаянный оклик кораблик куда
и молвит кораблик вы мелете вздор
я очень простой деревянный прибор
не надобно право большого ума
чтоб выяснить быстро где нос и корма
всегда направленье по курсу где нос
и это ответ на ваш глупый вопрос
ответил и мы бестолково стоим
мозгами крутя над вопросом своим
что если секрета действительно нет
и это единственный верный ответ
возмездие
развеет ветер облака нам
и станет ясно
здесь хорошо быть тараканом
хотя опасно
заесть раздавленной ириской
гнилую грушу
от катастрофы от кембрийской
сбежав на сушу
авось и впредь не околеем
везде подарки
хоть сорок дней питайся клеем
с почтовой марки
спасибо вам из недр стакана
благие боги
что все усаты постоянно
и шестиноги
а подлым ползающим вяло
живым доныне
настанет время трибунала
в одной долине
объявят им огонь и трубы
в вердикте устном
за то что нас топтали грубо
морили дустом
проставят всех в последнем списке
споем и спляшем
а марки или там ириски
оставят нашим
вся их молва тогда теперь ли
поклеп на нас но
мы честно жили и терпели
и не напрасно
кони
над речкой стояла изба кузнеца
под копотью плотной и потом
никто различить не пытался лица
мы знали по грохоту кто там
страшней колдуна и кощея худей
он плуги прямил обувал лошадей
как ворон кувалда летала
под черную песню металла
ночные куранты над скудным жнивьем
в ноябрьской предательской жиже
мы слушать к плетню приходили втроем
ни порознь не смея ни ближе
там пламя ночами пылало года
и если он спал мы не знали когда
гремела печаль вековая
всю правду из недр выбивая
но только однажды он лег на кровать
покорной сказав половине
что больше коней не намерен ковать
что кони свободны отныне
и мы прибежав с ежедневным огнем
лицо человека открыли на нем
нездешним отмытое светом
