ваш в косматой бороде

ветхий бог который в вышних

больше нет его нигде

высоки за гробом травы

проще ангелов пасти

мы наверное неправы

ты наверное прости

эклога

в древнем греческом отечестве на поляне

гуляют овечки сплошь обшиты овчиной

мальчик подбирает полечку на баяне

попадись ему девочка станет мужчиной

допустим выйдет нимфа спортивно одета

в ожерелье проследим за этим моментом

но пока из лесу на вокал нет ответа

пыхти продолжай овладевать инструментом

ой колосс мой родосский в гизе пирамиды

пой гармонь на опушке вжарьте пиериды

в некотором царстве в греческом государстве

ходят овцы подбиты цигейковым мехом

а пастух пропал просто музыка в пространстве

мечется по пустошам рикошетным эхом

империя в период полного упадка

скоро турки толпой от вены до севана

дуракам если ослепнут поется сладко

на манер кальпурния и немесиана

надо взять себя в руки жить до нашей эры

не пробовал но приму экстренные меры

или как некий китс видишь пейзаж из веток

и жертву а вблизи лишь гончарный обломок

передвинули время ты полагал предок

а сунешься к зеркалу там полный потомок

галоперидол в глотке голова обрита

турки порвали баян из живота вата

говорю врачу сам читал у феокрита

что нимфы им давали за полтора такта

китса вон выписали и шелли уже там

врач мимо но мигнул мол следи за сюжетом

ладно слежу еще не теряю надежду

приобрел гармонику marine band c-major

гляжу нимфа в одном ожерелье а между

ног но об этом потом и говорю ей же

вот мол песня в вашем древнем греческом духе

лад лидийский изволь скулу свело от боли

но не дрогну подобно маклаю-миклухе

мужествен животновод со свирелью в поле

поспевай турнепс наливайся соком свекла

на холме храм свищет ветер вдребезги стекла

слово о слонах

сидишь в кино какао пьешь в буфете

все время мысль преследует одна

как хорошо что есть слоны на свете

как жизнь без них была бы здесь бедна

когда тревога в воздухе вечернем

в печальный час для мира и страны

смахнешь слезу но вспомнишь с облегченьем

как славно что на свете есть слоны

пускай на службе выбранит начальство

но стоит лишь оставить нас одних

все мысли о слонах о как же часто

и с нежностью мы думаем о них

возьмите всё морских допустим свинок

летучих рыб подземных ползунов

но в сердце есть запечатленный снимок

слона и вы оставьте нам слонов

нам скрашивают подлости режима

отцы и дети жены и друзья

жить без жены уму непостижимо

жить без слонов практически нельзя

тайна времен

бывало смолоду среда

как ясень пнями

окружена была всегда

другими днями

махнешь с соседом по второй

плеснет брательник

глядишь то пятница порой

то понедельник

не так чтоб вторники одни

но вдруг под старость

повыпали другие дни

среда осталась

сидели пили без вреда

года летели

зачем пропали и куда

все дни недели

мы как на острове стоим

нам нет спасенья

ни брата с вермутом своим

ни воскресенья

«снег на земле на ветке сойка плачет…»

снег на земле на ветке сойка плачет

жизнь теплится но ничего не значит

промчится чье к полуночи слабея

последнее лицо в стекле сабвея

тоннель сбривает кожу точно лента

наждачная на нужды документа

ложащегося на черпак перчаток

в нем черепа и крови отпечаток

душа ушла и телу поделом бы

раз врозь глаза и в дуплах набок пломбы

с платформы вслед пока в своем уме я

всей костью силясь быть но не умея

в поисках диагноза

я бросился исследовать себя

что твой набоков бабочек упорно

за брачными повадками следя

сверяя стул с дневным составом корма

смотрел с кем пил с кем горе горевал

по графику чертил температурку

и наносил на карту ареал

но исподволь чтоб не забрали в дурку

а свой объект именовал в конце

в четвертом грамматическом лице

как просто сжиться сироте с людьми

носи штаны и будешь им парнишкой

но все-таки не бойся и уйди

мерси за все и градусник под мышкой

когда объект отправился в бега

я бомжевал с сачком и микроскопом

как дон жуан без женского бедра

и весь в снегу как русь перед расколом

постичь обмен веществ развеять грусть

знать всю температуру наизусть

пока он ночь в канаде или в чили

чужим наречием изрезан рот

пусть хоть со словарем но не соврет

где ночевал и чем его лечили

жить без себя стараясь быть внутри

двумя людьми вести себя культурно

на публике движение руки

отлаживать под метроном котурна

знать назубок с конца или вразброс

текст биографии с которой рос

пока не смерть полна простых намеков

тогда сачок в чехол и спи набоков

муравьиный лев

в кармиэле на площади столики полукругом

чтобы млечная ночь отовсюду текла видна

мы разлитое наспех давясь допивали с другом

сам я брезжил не шибко а он и вообще едва

он пытался сказать что автобус назавтра в девять

а где рвется время там выйдет и нить тонка

но зачем же настолько я тоже не мог поверить

или это сказал не он и вообще не тогда

я ему возразил хоть язык в колтунах как вата

дескать время внутри потому что кругом края

самый анкер земли в получасе езды от цфата

или что-то другое сказал и вообще не я

был он тучен в ту пору и еле отлип от стула

круассан над поселками друзов сиял высок

а наутро шуршало в ушах я решил простуда

как сухая листва как в песочных часах песок

эта память на дни как на рыбий парад акула

но и другу пробоина в календаре не в упрек

он тогда не сказал да и вспомнить ему откуда

было что не пройдет полугода и он умрет

вспомнил школа на стенке часы чернила справа

книжка с членистоногими не прозевай звонок

муравьиный лев анкер мира воронка страха

и песчинки послушные с шелестом из-под ног

«сквозь зной из глаз по воробьям и вербам…»