но жив пионерский инстинкт разведенья костра

если снежная буря

завистники льда и огня мы лишь тени

других дикарей и ни мамонта больше в ущелье

ни лишнего лемминга в тундре

которых тогда увели за собой здесь под настом когда-то

пылала эллада и боги любили свое ремесло

и его образцы мы и есть эти боги

сошедшие с призрачных круч бестелесные тени творенья

но чирк зажигалкой и тьма запылает черней с лучезарной

сестрой отступи за звенящий торос

но не вспомнить зачем отступили

прощай как нам стыдно что не было лета

горит андромеда во мраке великая вульва

вселенной сочащая бред изнутри

но подернуты люрексом лунным

рамена из персей на всех персеиды

как псы чья горячая пасть настигает

и топит в крови замерзающий кадр

молитва землероек

светлому властелину избытка пристальному быстрому

родителю грома топчущему каждую дрожь

в чьих очах число ужаса и мера милости одинаковы

вели славить себя если ты тот кто велит справедливо

разве не ты посылаешь нам лучших кольчатых и круглых

не ты делишься пышным опарышем гасишь малую жажду

и разве не достоин трепета отделивший сухое от мокрого

свят ступающий выше шумящего мха заклинатель трав

мохнатый и хищный свят если нас не останется

ибо мы умираем когда ты отвернешься

и когда ты смотришь на нас мы умираем еще чаще

блажен вкусивший ужаса шелеста настигающего ужа

гибнущий от шипящего горла стиснутой пасти

слава сытому самой покорной из наших жертв

чтобы нам исчезать без вреда и существовать опрометью

ибо мы лишь обочина твоего стремительного внимания

но и плохое добро твое не уступит хорошему злу

слава творящему мягкий воздух и липкую землю

даже когда тебя нет ты оставляешь нам выбор

ибо мы уже умерли а ты еще не отвернулся

нас уже нет в живых дважды а ты еще не взглянул

«такие интересные закаты…»

такие интересные закаты

изображает нам воображенье

что будь в них чистой правды хоть на четверть

мы жили бы практически в раю

а эти звезды так в средневековье

расписывали купола в россии

и кто-нибудь коварно подсмотрел

в нас норовят посеять убежденье

что гребни гор тверды и достоверны

а бабочки и эти как их птицы

вообще зашкаливают перегиб

когда я тоже молод был и жив

я полагал что факты существуют

и различал свет истины во всем

в чиновниках ручьях олимпиадах

по алгебре и в этих как бишь их

доверчиво выслушивал признанья

в любви и признавался в ней в ответ

так жаль что слишком редко признавался

потом припадок разочарованья

умерил мой картезианский раж

поверите здесь никого не встретишь

из прежних тех кто раньше были вы

есть сильный шанс что я вообще один

сидел всю жизнь и рисовал закаты

изобретал себе обмен веществ

врубая некоторые нейроны

в пустую вечность тыкался лаская

притворной музыкой притворный слух

но разве птицы могут быть неправдой

тут богом надо быть а я никто

«давайте взахлеб забывать имена зверей…»

давайте взахлеб забывать имена зверей

с камней и деревьев названья смывать резвей

что нужды жевать этот жмых если слово ложь

ума не прибавит что каждый бубнит свое

похоже и тютчев федор считает тож

а ну-ка забудем слова и забьем на все

начнете по списку вычеркивать имена

из первых оставьте без имени и меня

когда по этапу адам покидал свой сад

семь тысяч тому или около лет назад

он следовал слепо чему надоумил бог

с герлфрендом о глупостях без толку говоря

объекты из сучьев шипов животов и ног

назвал как ударило в тыкву от фонаря

большой полосатый с хвостом называем раз

и два неказистый подземный почти без глаз

отныне предметных смотреть избегаю снов

тем крепче люблю для чего не осталось слов

пощупаю теплое липкое тотчас съем

цветное озвучено где там твое кино

и жуткая даже из сумерек в гости всем

забудь ее имя тогда не умрет никто

живи же никто и блуждай в лесах налегке

большой неказистый подземный с хвостом в руке

«если прямо спросить у зеркала что мы имели…»

если прямо спросить у зеркала что мы имели

в этом ебаном детстве от силы припомнится лишь

весь картофель в костре да кино про подвиг емели

на второй мировой как велела гефильте фиш

а когда умирал навзрыд в своем мавзолее

ким ир сен или кто там у них умирал тогда

на заре загорались у взрослых глаза розовее

и друг друга от скорби рвала на куски толпа

чтобы чаще от страсти трясло трепеща прыщами

будоражила нервы шульженко но громче всего

из котлетного чада радиоточки трещали

про даяна моше и карибский мол кризис его

вспоминал о нездешнем один робертино лоретти

все чего возлежа возжелали на пляже тела

вот такое нам родина детство спроворила дети

вот волшебница-участь куда ты нас всех родила

возвращусь я на родину выйду на быструю речку

где сплавлял пастернак знаменито на баржах плоты

пусть как в детстве опять робертино споет про утечку

наших пляжных мозгов про усушку всеобщей плотвы

озирать эти нети убогие эти овины

что за притча овин пусть губами коснется виска

вся красавица жизнь но без тухлой своей половины

где поет робертино и харкает жиром треска

ей теперь прощено и ни слова упрека при этом

потому что последние врозь на причале стоим

ненаглядные все кто с авоськами кто с диабетом

и даян на баяне с прощаньем славянки своим

элегия на приход осени

в видоискатель быстро посмотри

дрожит пейзаж меж волосков прибора

там в приступе последней красоты

нам предстоит сентябрьская природа

прощай листвы прельстительная ложь

шум прошлого прошаркавшего мимо

здесь обещанья праздные даешь

печально помня все невыполнимо

жизнь исчезает за пределы глаз

а с ней и некоторые из нас

владыка дней всей милости милорд

твой жмых пожух в точиле под ногами

твой календарь как именинный торт

уже почти прикончен едоками

природа горше к осени на вкус

еще любви щербатый серп в зените

но у любви на каждый божий плюс

два минуса в запасе извините

коль волосы и стебли серебря

летит смертельный ангел сентября

котенком перепрятанная нить

в саду где поздно пеночка свистела

здесь быть собой или никем не быть

из дании двоичная система

быть наугад