ближе ли свет даже если жилец о другом

нижнему только бы жить по возможности выше

вытянув шею пока парусами края

неба хрипеть с подоконника ворона вроде

вслед перелетным внутри трансцендентное я

гуссерля впрочем и это осталось в европе

в жадном оранжевом рано кончается год

смена сезонов у поллока выкраден метод

если этаж или месяц снаружи не тот

ты не жилец то есть разница в том что не этот

где-нибудь клейстер на рамы в стакан купорос

скоро смотреть как щелкунчики в хвое повисли

здесь открываешь в газете последний прогноз

то есть последний в простом окончательном смысле

неосмотрительно ступишь на хрустнувший наст

быстро иссяк лабиринт ариадниных ниток

ворон с карниза и нимфа в кувшине подаст

нужный напиток

день благодарения

Lord God of Hosts, be with us yet,

Lest we forget, lest we forget!

R. Kipling[11]

покуда щиплешь листья для салата

и тыкву потрошишь до пустоты

из бейсмента семейная собака

бейсбольный мяч несет тебе смотри

рецептами плюется вещий ящик

осенний свет от суеты ослеп

всё как у взрослых как у настоящих

спит объявивший загодя госдеп

острастку тегерану и хартуму

задумайся и лишь затем плесни

кому мы в жертву птицу принесли

за что благодарим фортуну

когда отцы в посудине фанерной

везли на запад веры семена

зима зияла ледяной каверной

но собран злак и дичь принесена

и правило устроили простое

с улыбкой братства в каждом ноябре

всем предписать взаимное застолье

кто соль земли и город на горе

но где меж всех твоя улыбка боже

и отчего нам немы небеса

пирующим послушно в сша

да и в других широтах тоже

здесь тяжко жить иначе чем в надежде

но праздников природа такова

благодарить судьбу за то что прежде

а будущее глубже в рукава

сносить в потомстве тлеющую зависть

в застольях наловчились старики

когда подарка бережно касались

но неизменно с тыльной стороны

у будущих в чести другие боги

в чей адрес все благодаренье ложь

им радости взаймы не перешлешь

не одолжишь на время боли

вот притолока отстает от двери

внутри собака добрая мертва

когда с опушки выжившие звери

повадятся на наши торжества

когда лавиной с гор низвергнет гордость

и пакля вкось полезет из щелей

когда календари придут в негодность

мы вспомним день который был светлей

еще вовсю несли на стол салаты

мир ликовал под тост совместных стран

и намечал коварный тегеран

отмщенья день и час расплаты

с тех пор

с тех пор он дома не провел ни дня

в стране где жизнь у службы содержанка

как ни приветлива порой родня

к добытчику но в жопу и не жалко

сначала вычеркнул порог и дверь

потом метро к лесоповалу в восемь

еще была собака спаниель

он ей писал сперва но скоро бросил

не улица где с кейсом проходил

а святцы кладбище тюрьма больница

кому нужна собака-поводырь

попробуй за периметр удалиться

всей опрометью в путь куда глаза

чтоб сверху следом кисло улыбался

кто строил без единого гвоздя

вселенную но сильно ошибался

чтоб в спальнике измокшем у шоссе

и в сотни мегаватт заря вставала

в чумазое лицо а эти все

гори огнем вот только что собака

понять покуда путь не утомил

ладонью небу заслоняя око

как ослепителен наутро мир

как быстро в нем живешь и одиноко

книга

он поднял книгу бьющую огнем

где ни откроет вся она о нем

ну в точности как было вот холера

вот только дымно и зола во рту

он из костра достал ее в саду

она там вместе с листьями горела

сперва игрушки все наперечет

соседка с нижнего у вас течет

уроки детства о вреде и пользе

совсем забыл про этот выпускной

да правда было в обнинске с одной

и вся неправда что случилась после

она в огне ему невмоготу

еще немного думает прочту

зрачки как студень из орбит сочатся

пусть сиплый кашель как сверло в груди

не каждый день случается поди

с такой печальной книгой повстречаться

вот занялись последних два листа

теперь обложка черная пуста

где только что бежала жизнь живая

он ей велеть не может повтори

и так стоит еще минуты три

обугленных фаланг не разжимая

из книги «сказка на ночь»

«однажды забраться в наружность…»

однажды забраться в наружность

другого совсем не себя

и с ужасом видеть окружность

в неправильной форме сельдя

все будет неверным и разным

совсем не таким как себе

допустим граненое красным

а жидкое дыркой в стене

он может быть женщина-физик

космической силы массив

а в зеркале сморщенный финик

и думает сам что красив

ведь знал же как только рождался

какой в уравнениях риск

залез ему внутрь и дождался

что х не тождественно х

я сам эта женщина с виду

наук беспощадная дочь

очнусь и на цыпочках выйду

из женской наружности прочь

я так к себе крепко привязан

что я не такой как они

и видеть всегда не обязан

природу такой как они

давайте мы в госпиталь сляжем

пожизненно сядем в тюрьму

а завтра умрем и не скажем

о страшном своем никому

прощание с елкой

две тысячи восемь шарахнуло в телеке с вовкой

полночным укропом печаль на селедку легла

теперь объявляю негромкие игры под елкой

я спрячусь положим а вы не ищите меня

из волн майонеза кристина встает орбакайте

играйте друзья чтобы время недаром прошло

допустим я спрячусь а вы постепенно считайте

две тысячи восемь две тысячи девять очко

советской собачкой часы в орбитальном полете

стоят и продолжим под скатертью поиск бедра

я спрячусь но вы не ищите а если найдете

вам год не засчитан и дальше насмарку игра

отлично что водка что килька посолена пряно

и будь я гарантом такой интересной страны

глядел бы на всех с неизбывной любовью с экрана

да жалко что иллюминатор не с той стороны

от липкой