«А скажите вы мне, страннички убогие,

Как вас звать, как величать прикажете,

Чтобы знать, кому спасибо сказывать?»

Отвечает ему первый странничек:

«А зовут меня все люди добрые

Пугачевым атаманом Емельянушкой,

А другого моего товарища

Атаманом свет Степаном Тимофеичем,

А и третьего мово товарища

Величают Ермакам свет Тимофеичем».

Тут три старца ему в ноги поклонимся,

Поклонилися – и словно их и не было.

То не белая береза к земле клонится,

Не серой туман по полю расстилается.

Расстилается сын да перед батюшкой,

Просит он себе благословеньицо

Ехать в дальнюю сторонушку,

Посмотреть по всей Руси великой,

Как живет-работает рабочий люд,

Как в деревне брат-мужик крестьянствует,

Всюду ль жисть ему не жисть, а горе горькое;

Он повсюду ль с утра до полуночи

Целый день работает и мается,

Зарабатывает в сутки корку черствую,

Отдает пот, кровь злодею лютому,

Лютому злодею, да помещику,

А еще попу-то долгогривому,

А еще царю – злодею лютому.

Отпускает сына родной батюшка,

Добра молодца Василия Иваныча.

И пошел громить лихих разбойников,

Лютых врагов всея Руси великой,

Всей Руси крестьянской да рабочей.

Всех громил, громил до последнего,

Изничтожил силы колчаковские,

Он побил войска чехословацкие…

И вздохнула легче грудь рабочая,

И вздохнула легче грудь крестьянская.

Призадумались злодеи, люты вороги,

Генералы, казаки белогвардейские,

Как осилить им богатыря крестьянского,

Взять в полон Васильюшку Чапаева.

Как на самом берегу Урала-батюшки,

Возле самого Фордоса, возле Лбищева,

Разместилася застава богатырская,

А в заставе атаман Чапай с дружиною,

С дружинушкой своей да с хороброю.

Никому мимо заставы не проехати,

Ни злодею-генералу, люту ворогу,

Ни казаку белогвардейскому.

Вот спустилась-опустилась ночка темная,

Опустилась ночка темная, дремотная,

Крепко спит Чапай Василь Иванович

Во своем шатре да атаманином,

Спит и вся дружинушка хоробрая.

И не слышат, и не чуют добры молодцы,

Что настала ночь последняя.

64

Гибель Чапаева

Над рекой Уралом,

Над тихой рекой

Песня поется

Про подвиг былой.

Года проходили,

Стонал весь народ

Под гнетом буржуев,

Попов и господ.

Однажды под осень

Мы сшибли врага,

Буржуя зажали

В бараньи рога.

Но слуги-то царски —

Буржуи – верны,

На власть трудовую

Все злобой полны.

Казаки и чехи

Тешились всласть,

На шею рабочих

Засели опять.

Как вдруг появился

Отряд боевой,

Среди них Чапаев —

Народный герой.

Родимый Чапаев

С отрядом бойцов,

Крестьян и рабочих —

Лихих удальцов,

За власть трудовую

На белых пошел

И в волнах Урала

Погибель нашел.

65

Чапай

И совсем не утонул Чапаев в седом Урале.

Урал он переплыл, не напрасно его хорошим пловцом считали, а казаки погоню за ним устроили.

Ловкий был Чапай.

Казаки за ним на конях, а он от них бегом да бегом по лесу бежит. Пули свистели над его головой – он только нагибался, приседал, да и опять несся вперед. Совсем было догнали Чапая. Схитрил только он. Спрятался в медвежью берлогу и сидит там. Казаки проскакали рядом – не заметили его, думали, он вперед убежал. А Чапай тем временем вылез из берлоги и вбок, по спрятанной в кустарнике тропинке, пробежал. Лес был большой, хмурый, и долго ли бежал Чапай – трудно сказать. Долго, видно, бежал. Уж вечер спускался, когда он очутился на опушке. Солнце собиралось за край степи спускаться.

Оглядел Чапай и видит – вправо кибитка стоит, а по степи лошади пасутся. Пошел он туда.

– Кто хозяин? – спрашивает.

Никто не отвечает. И кругом тишина стоит. Слышно было, как трава звенит и жаворонки в небе перекликаются.

Чапай опять спрашивает:

– Кто тут хозяин, выходи.

Зашуршало что-то в кибитке, и вот из нее выполз дряхлый старик-киргиз.

– Что, – говорит, – тебе надо, удал-молодец?

Ему Чапай и рассказал, кто он такой.

– Я, – говорит, – Чапай, Василий Иванович, командир Чапаевской дивизии, против белых борюсь, за свободную жизнь для бедного народа.

– Слышал, слышал про тебя, – говорит старик. – Большой ты герой, вся земля знает. Все бедные люди любят тебя – и русские, и киргизы, и татары, и чуваши.

Нагнулся вдруг старик, приложил ухо к земле и слушает. Лицо его стало хмурым, беспокойным.

– Да-а, – говорит, – погоня за тобой несется и близкая.

Старик быстро слазил в кибитку и принес оттуда ком сыра и кувшин кумыса.

– Пей, ешь скорей, а дальше видно будет, чего делать.

Закусил Чапай, вытер усы рукавом и ждет, что старик дальше скажет.

А старик опять прилег ухом к земле и послушал.

– Теперь казаки совсем близко. Вот-вот из леса выскочат… Лошади у них быстрые, как лани, а у нас еще быстрее есть, как горные соколы.

Встал старик на дряхлые ноги да как свистнет на всю степь широкую. Смотрит Чапай, от табуна жеребец скачет, да такой, – описать его невозможно. Редко у какого царя такие кони были. Огненный весь, на груди звездочка белая, а глаза умные-умные, как у человека.

– Вот тебе конь, – сказал старик, – он тебя от всех бед будет уносить. А вот тебе серебряная сабля и ружье позолоченное – они будут твоими первыми друзьями.

И подал старик Чапаю серебряную саблю и позолоченное ружье.

– Садись на коня и лети мимо леса, вправо и влево. Пять ночей и пять дней будешь нестись ты на коне, и принесет он тебя к высокой горе Черная Орлица – про ту гору никто на земле не знает. И будет там твой стан, и никто тебя оттуда не возьмет никогда. А в нужные минуты, когда бедный народ будут буржуи обижать, ты будешь выручать их из бед.

Подошел старик к Чапаю и поцеловал его три раза.

– Улетай, сокол ясный, казаки совсем рядом.

Только впрыгнул Чапай в дорогое седло да схватил за поводья: молнией понесся конь вдоль леса, облако пыли по земле только стелется.

В это время солнце за землю упало и наступила в степи ночь, темная-темная. Из леса