В 6-й стрелковой дивизии МВО 10 июня 1937 г. пренебрежение к тактической составляющей боевых стрельб дошло до того, что перед броском в атаку взвод или роту… останавливали, отбирали у бойцов (чтобы они случайно не подстрелили кого-нибудь во время атаки) боевые патроны – и после этой 20—30-минутной остановки как ни в чем не бывало продолжали наступление! Нам, правда, удалось обнаружить лишь три упоминания о подобных упрощениях, но хронологический и географический разброс этих трех случаев так велик (тут и 5-я стрелковая дивизия БВО в сентябре 1935-го и танковые части ОКДВА в мае – июне 1937-го, и 6-я стрелковая дивизия МВО в начале июня 1937-го), что у нас нет сомнений в широкой распространенности этого пренебрежения тактической подготовкой в условиях, максимально приближенных к боевым. В 5-й дивизии проигнорировали даже прямое требование приказа комвойсками БВО № 03 от 6 января 1935 г. «резко насытить» «стрелковую подготовку войск» «тактическим содержанием»448…

Впрочем, стремление комсостава «делать «как легче» сводило на нет пользу и огневой составляющей боевых стрельб. «Эти стрельбы, – признавал 8 декабря 1935 г. на Военном совете при наркоме обороны начальник Генштаба РККА А.И. Егоров, – проводились еще в большинстве в полигонных условиях на знакомой местности, в условиях, когда расстояния известны, когда ряд других моментов, сопровождавших стрельбу, начсоставу тоже известен. Это облегчало повышение результатов выполнения стрельб. Поэтому и задача – крепко освоить сложные, высшие формы огневого дела – осталась нерешенной. Она дала сдвиг в некоторых округах и частях, где боевые стрельбы начали выносить на незнакомую местность […] но это только отдельные случаи, а в основном» боевые стрельбы проводились в «облегченных условиях»449.

Приказ наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г. потребовал «увеличить» число ротных, батальонных и полковых боевых стрельб «на незнакомой местности», а изданный в один день с ним и конкретизировавший его установки приказ № 0106 – проводить боевые стрельбы стрелковых батальонов «по возможности» на такой местности450. Однако ничего не изменилось и в первой половине 37-го! «Каждый из нас знает, – напоминал 21 декабря 1937 г. Военному совету при наркоме обороны комвойсками КВО командарм 2-го ранга И.Ф. Федько, – что по боевой стрельбе войска всегда дают хорошие и отличные результаты»: ведь противник на этих стрельбах расположен не так, «как он будет расположен в боевой обстановке», блиндажи и мишени не замаскированы, и стреляющим частям даже незачем организовывать наблюдение за полем боя451…

По замыслу Штаба РККА, комплексной проверкой выучки и одиночного бойца и войск должны были являться и маневры. Одиночный боец и подразделения на них должны были действовать как в настоящем бою (за исключением лишь стрельбы боевыми патронами). Однако, констатировалось в составленном в ПУ РККА обзоре партполитработы на маневрах 1935 года, «ни средний, ни младший командир не научились еще каждый шаг бойца, каждое действие подразделения использовать для поднятия боевой выучки красноармейцев. Редкий случай, чтобы от бойца требовали правильно применяться к местности, определять дистанцию до цели, ставить нужный прицел, чтобы осознанно стрелять. В танке, например, командир башни, как правило, бездействует, а командир машины не ставит ему огневой задачи, увязанной с тактической обстановкой». «И чем крупнее учения, – подчеркивалось в составленном в том же ПУ РККА обзоре политико-морального состояния РККА в 1935 г., – тем меньше на этих учениях командир занимается учебой одиночного бойца и даже низовых подразделений (отделение, взвод)»452.

На маневрах, подтверждал в сентябре 1935 г. помощник командира 3-го стрелкового корпуса МВО по политической части Т.К. Говорухин, боец «главным образом маневрирует, то есть ходит. Отработка его как активного и подготовленного в тактическом отношении бойца не проводится» – и из-за недостаточной методической подготовленности его непосредственных учителей (младших командиров), и из-за «недооценки» названной задачи старшим комсоставом453.

«Недооценка» прямых указаний Штаба РККА может быть квалифицирована только как недисциплинированность. Этим же словом следует заменить и деликатные замечания политработников о том, что командиры и младшие командиры «не научились» выполнять эти указания. Ведь на маневрах бойцу уже не надо было что-либо показывать, от него теперь надо было только требовать – применяться к местности, ставить прицел и т. п. И, если этого не делали, то явно в силу того же нежелания перегружать себя, что и на боевых стрельбах (только там игнорировали тактику, а здесь огневое дело) …

Нежелание комсостава перегружать себя на учениях приводило и к игнорированию им инженерной подготовки бойца и подразделений пехоты. «Элементы инженерных работ на текущих тактических учениях, – отмечалось в годовом отчете «инжвойск» ОКДВА (характеризовавшем также инженерную подготовку других родов войск этой армии) от 8 октября 1935 г., – вносятся условно и фактического выполнения не находят»454.

«В подготовке обозов и тыловых учреждений, – требовали указания начальника Генштаба РККА на 1935/36 учебный год от 6 января 1936 г., – тренировать личный состав в работе, которую ему придется выполнять в боевой обстановке»455. Однако в конце года, 7 октября, замнаркома обороны М.Н. Тухачевский вынужден был констатировать, что «практическая тренировка в этой области [служба тыла. – А.С.] совершенно недостаточна», в частности, холостые боеприпасы на всех учениях расходовались «без учета подвоза и подноса». Известно также заключение майора Г.Е. Прейсмана из штаба ОКДВА, согласно которому в танковых частях этой армии «тренировка тыловых подразделений по обеспечению действий своих частей» была в 36-м «совершенно недостаточной»456.

Одной из самых типичных черт «предрепрессионной» РККА было самовольное упрощение командирами содержания индивидуальной огневой подготовки бойца-пехотинца. Из 8 стрелковых дивизий и бригад «предрепрессионного» КВО, боевая подготовка которых освещается документами «для внутреннего пользования» (приказы, протоколы партийных и комсомольских собраний и собраний комначсостава и т. п.), занижение требований к огневой выучке бойца пехоты этими документами фиксируется в 5 (в 24-й, 44-й, 45-й и 96-й стрелковых дивизиях и 135-й стрелково-пулеметной бригаде). При этом по шестому соединению – 58-й стрелковой дивизии – названные документы представлены только одним протоколом партсобрания полка, по седьмому – 7-й стрелковой дивизии – только протоколами комсомольских собраний, где выступали в основном бойцы и младшие командиры, то есть лица, стрельб не организовывавшие и с правилами их проведения не знакомые, а для восьмого – 100-й стрелковой дивизии – занижение требований устанавливается по другим источникам.

Недостаток «требовательности в рамках требований КС [курса стрельб. – А.С.] к бойцам со стороны начальствующего состава», «послабления в условиях стрельб»457 были выявлены и в 2 из 3 проверенных осенью 1935 г. 2-м отделом Штаба РККА стрелковых дивизий БВО (в 5-й и 29-й). Освещающие боевую подготовку документы «для внутреннего пользования» сохранились лишь по