То, что атмосфера, царившая в 45-й дивизии, царила и в «дорепрессионном» БВО, признал сам комвойсками последнего И.П. Уборевич. «Нужно повысить требовательность высшего и старшего командного состава, – заявил он 9 декабря 1935 г. на Военном совете при наркоме обороны. – […] А часто у нас в полку «шляпы». Благодаря этому бывает отставание»419.

Впрочем, недостаток требовательности в БВО явно был характерен и для средних командиров. Так, из приказа по 109-му стрелковому полку 37-й стрелковой дивизии № 44 от 20 апреля 1935 г. видно, что нетребовательностью, «мягкотелостью» в нем отличались и командиры рот; обследовавший 5-ю механизированную бригаду старший инструктор ПУ РККА Э.М. Ханин доложил 5 марта 1935 г., что у командиров танков из числа среднего комсостава «требовательности мало»420. Инструкторская группа начальника 1-го отделения 1-го отдела АБТУ РККА полковника Л.А. Книжникова, работавшая в апреле 1937 г. в 3-й мехбригаде, отметила «низкую требовательность всех звеньев командиров»; командир 23-го стрелкового корпуса комдив К.П. Подлас, констатировав после проведенного им 7—13 мая 1937 г. смотра боевой подготовки 111-го и 156-го стрелковых полков (соответственно 37-й и 52-й стрелковых дивизий) отсутствие в этих частях требовательности, также не оговорил, что это относится только к старшему комсоставу421…

Для третьего из крупнейших военных округов – ОКДВА – недостаток у комсостава и младшего комсостава требовательности устанавливается (в силу лучшей сохранности документации) еще определеннее. Изданный в ноябре 1936 г. приказ по ОКДВА № 0302 об итогах осуществленной штабом армии проверки боевой подготовки 18-го стрелкового корпуса, помимо прочего, потребовал «не допускать послабления требований в боевой подготовке», а помощник начальника 2-го отдела штаба армии майор В. Нестеров 27 марта 1937 г. в качестве второй из четырех «основных причин неудовлетворительной одиночной подготовки бойца в частях ОКДВА» назвал «совершенно неудовлетворительную требовательность со стороны всех ступеней командования и штабов»422.

«Командный язык и требовательность у младших командиров неудовлетворительны», отмечалось и в обобщавшей результаты майских и июньских проверок справке «Состояние боевой подготовки войск ОКДВА к 15 июля 1937 г.»; у среднего комсостава требовательность тоже низка423… И появилась эта проблема там не в 36-м: мы сталкиваемся с ней в документах первого же взятого нами соединения ОКДВА за 1935 год. «Нет […] повышенных требований со стороны старшего начсостава […]», – значится в приказе по 40-й стрелковой дивизии № 062 от 1 июля 1935 г.; несколькими строками ниже вновь говорится, что старшие командиры «мало требуют»424…

В 6-й стрелковой дивизии МВО – одной из двух, проверенных в этом округе в конце апреля – начале июня 1937 г. комиссией начальника 3-го отдела УБП РККА комдива М.А. Рейтера – требовательность была «слабо привита» даже у младшего комсостава полковых школ425 – у тех, кто готовил главных учителей бойца! (Это, впрочем, встречалось не только в МВО. «Требовательности нет и к командирам даже полк[овой] школы, нет требовательности со стороны нач[альника] школы», – читаем мы в протоколе партсобрания 62-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии ОКДВА от 9 мая 1937 г.426)

Стремление «делать «как легче» проявлялось прежде всего в самовольном упрощении содержания боевой подготовки, а именно в игнорировании тех требований приказов, уставов и т. п., которые предписывали ставить бойца и войска в целом в условия, максимально приближенные к боевым. Ведь для создания таких условий нужно было приложить особенно большие усилия!

«Первые же уроки тактики, – подчеркивалось в приложении к директиве начальника Штаба РККА А.И. Егорова от 29 декабря 1934 г. об организации, планировании и методике боевой подготовки РККА в 1935 году, – должны ставить бойца перед лицом живого, активного противника, а не манекена, действующего лишь в соответствии с нашими желаниями. Элементы внезапности, военной хитрости, неустойчивости достигнутых в бою результатов должны уясняться бойцами на практике с первых же уроков». Того же требовал в своем приказе № 03 от 6 января 1935 г. и комвойсками БВО И.П. Уборевич: «Характер всех занятий – маневр, внезапность, неожиданный, исключительно активный противник. […] Тематику тактической подготовки разнообразить частными случаями, особенно требующими самостоятельных действий бойцов и мелких подразделений»427.

А как были выполнены эти распоряжения? «В тактике мелких подразделений, – констатировали работники 2-го отдела Штаба РККА, инспектировавшие весной 1935 г. войска БВО и УВО, – практикуется преимущественно механическая тренировка в технике действий. Нет ежедневного обучения на острых и наглядных положениях. Нет упора на развитие инициативы и сообразительности бойцов. Элементы внезапности отрабатываются только случайно. Мало двусторонних занятий»428…

То же самое было и в 1936-м. Необходимо, значилось в утвержденных 20 января 1936 г. «Указаниях начальника Генерального штаба РККА по методике боевой подготовке», «ведение всего обучения (даже одиночного бойца и отделения) всегда на фоне кризисной обстановки, требующей быстрого, ясного и короткого решения от каждого бойца и командира. С самого начала полевой подготовки – ведение двусторонних занятий или [хотя бы занятий. – А.С.] с обозначенным противником»; «противник» должен демонстрировать «активность, изобретательность, стойкость, подвижность и хитрость»429.

Однако еще в июне 36-го стажировавшийся в 3-м танковом полку МВО японский майор Суми констатировал, что в танковых войсках РККА «тема учений и обстановка выбираются крайне простые»430. В 133-й механизированной бригаде КВО «всякое учение репетировали и проводили по разработанной и проигранной схеме»431, то есть все действия «противника» были известны заранее и «кризисной обстановки» создать не могли… Из доклада замнаркома обороны М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» видно, что «по разработанной и проигранной схеме» часто проводились и батальонные учения в стрелковых войсках – а на крупных учениях 1936 года (корпусных и окружных) так поступали еще чаще. Войска на них очень часто заранее знали, когда, где и в какую именно «кризисную ситуацию» они попадут и как будут в ней действовать – а то и репетировали эти свои действия.

В докладе Тухачевского от 7 октября значилось, что «опасная тенденция репетировать предстоящие действия» «в подготовке больших тактических учений» «наблюдается» лишь «иногда»432, но резкий тон дававшего указания по боевой подготовке на следующий год приказа наркома обороны № 0106 от 3 ноября 1936 г. свидетельствует о куда большей распространенности этого явления. «Категорически воспрещаю, – подчеркивалось в приказе, – всякого рода «показные» учения с репетициями, проводимыми по расписанию. Равно категорически воспрещаю в какой бы то ни было форме репетиции учений и маневров […]»433.

И снова: должного действия не возымели ни этот запрет, ни вновь выдвинутое приказом № 0106 требование учить бойца и войска на сложных, «кризисных