Мы уже не говорим о других частнособственнических слоях населения – о городской буржуазии, о ремесленниках и прочей мелкой городской буржуазии, о казачестве. Мы не говорим уже о том, что в построении марксистского социализма, с его заменой демократии «диктатурой пролетариата» (фактически – большевистской партии) и отсутствием свободы убеждений и творчества не была заинтересована и интеллигенция…

Недоверие к большей части населения страны большевистская власть питала и после коллективизации, в начале и середине 30-х. Фразы о свершившемся якобы осенью 1929-го «великом переломе» в сознании крестьянства и добровольном переходе деревни на социалистические рельсы она оставляла пропаганде…

Еще в первых числах сентября 1932 г. начальник ГУ и ВУЗ РККА Б.М. Фельдман, основываясь на горьком опыте 1931 года, просил у начальника ПУ РККА Я.Б. Гамарника разрешения перенести каникулярный отпуск курсантов Объединенной военной школы имени ВЦИК так, чтобы они возвратились в Московский Кремль не перед самыми ноябрьскими праздниками, а позже. Ведь «не исключена возможность возвращения из отпуска некоторых курсантов с отрицательными настроениями деревни» – а 7 ноября школе предстоит не только участвовать в параде на Красной площади, но и нести охрану таковой561…

Еще в сентябре 1935-го политработники КВО проводили «политическую рекогносцировку» маршрутов, по которым их части должны были выдвигаться в район Киевских маневров – дотошно выясняя не только процент выполнения колхозами плана хлебозаготовок (и, соответственно, степень «сознательности» колхозников), но и то, сколько жителей того или иного села служило в 1919–1920 гг. в армии С.В. Петлюры. Правда, делалось это не для обеспечения безопасности войск, а для обеспечения адекватного подхода к селянам при проведении среди них военнослужащими «массовой работы» – но все равно создается впечатление, что части идут по вражеской территории, все равно при словах «массовая работа среди населения» вспоминается другое советское понятие – «политическая работа среди войск и населения противника»…

В том же 1935-м призывники, направляемые в войска НКВД и в местные стрелковые войска (тоже предназначавшиеся для подавления восстаний внутри страны), должны были состоять из рабочих не на 20–25 % (как в обычных пехоте и коннице), а соответственно на 35 % и 30 %. Характерны и нормы рабочей прослойки, установленные в том году для призывников, направляемых в части укрепленных районов и авиадесантные. В первых эта прослойка должна была составлять 70 % – хотя навыков обращения с техникой их пехотинцам, артиллеристам и связистам требовалось ничуть не больше, чем пехотинцам, артиллеристам и связистам других частей (обходившимся соответственно 25, 40 и 50 процентами рабочих). Но удивительного здесь ничего нет: от личного состава укрепрайонов зависело, открыть врагу путь в глубь территории СССР или попытаться задержать его, обеспечив этим мобилизацию РККА. Среди новобранцев же авиадесантных частей рабочих должно было быть 80 % – больше, чем где бы то ни было562. Какой-либо особо сложной техникой, которая требует привыкших обращаться с нею людей, десантники тоже не располагали, но они должны были действовать в тылу врага – там, где перебежать к этому врагу легче всего…

Впрочем, безусловным доверием власти не пользовались и «пролетарии»! И не зря: эксперимент по построению в России марксистского социализма разочаровывал и многих рабочих. Как раз в начале 30-х гг. форсированная индустриализация и «социалистическое переустройство деревни» привели к сильному понижению уровня жизни в городах. Питаться рабочие стали хуже, чем при «кровавом царском режиме»563.

«Если бы знать, что будет вот так, как теперь, никто бы революцию не стал делать. Хуже стало, много хуже» – эти относящиеся к 1935 г. и переданные в воспоминаниях инженера Б.Н. Соколова слова старого рабочего ленинградского арматурного завода «Знамя труда» Семенова – «в прошлом революционера, непременного участника забастовок и демонстраций»564 – отражали настроение немалого числа рабочих. Фиксировались и заявления вроде того, что сделал в 1932 г. слесарь днепропетровского вагоноремонтного завода, бывший красный партизан Калашников: «Если что получится, то я опять возьму винтовку и буду бить гадов, которые сидят на ответственных постах и довели страну до такого состояния»565. Весной 1932-го во многих городах – и в том числе в Ивановской области, среди такой верной в прошлом опоры большевиков как, иваново-вознесенские ткачи, – прошли антиправительственные забастовки и демонстрации; июль 1933-го был отмечен рабочими волнениями на Урале и в Донбассе… В том же 1933 г. «отрицательные настроения» (60,5 % которых работники Особых отделов ОГПУ СССР отнесли к однозначно антисоветским) были зафиксированы более чем у половины личного состава РККА!566

Наиболее надежной опорой режима считались поэтому (независимо от их социального положения) члены партии и комсомола. Не зря же еще в 1935 г.:

– комсомольскую прослойку в считавшихся ключевыми технических родах войск старались создать более заметную, чем в пехоте и коннице (если среди призывников, направляемых в эти последние, члены ВЛКСМ должны были составлять 20 %, то среди направляемых в артиллерию, войска связи, инженерные, химические и железнодорожные – 25 %, а среди тех, кого посылали в являвшиеся главной надеждой РККА автобронетанковые войска и ВВС – 30 %);

– в автобронетанковых войсках, ВВС и располагавших очень опасным оружием химических войсках стремились создать и более заметную партийную прослойку (среди призывников, направляемых в эти рода войск, члены ВКП(б) должны были составлять 1 % против 0,5 % в других технических родах войск, пехоте и коннице);

– должности водителей и командиров танков и бронеавтомобилей укомплектовывали «исключительно за счет членов партии и комсомола»;

– удельный вес членов ВКП(б) и ВЛКСМ среди призывников, направляемых в обеспечивавшие устойчивость власти войска НКВД и местные стрелковые войска, также был установлен выше, чем в обычных пехоте и коннице (коммунистов – 1 % против 0,5 %, комсомольцев – 25 % против 20 %);

– среди призывников, направляемых в прикрывавшие мобилизацию части укрепрайонов и на флот (в 1935-м еще не игравший большой роли, но облегчавший контакты с «капиталистическим миром»), процент коммунистов и комсомольцев должен был быть таким же, что и среди посылаемых в автобронетанковые войска и ВВС, и, наконец,

– призывники авиадесантных частей – которым предстояло драться в тылу противника и которым поэтому было еще легче перебежать к этому последнему – вообще могли быть только комсомольцами (95 %) или коммунистами (5 %)567.

Корреляция между степенью опасности измены бойца того или иного рода войск (или тех или иных частей) и величиной установленной для призываемых в этот род войск (или в эти части) партийной и комсомольской прослойки оказывается более тесной, чем между указанной степенью и величиной установленной для призывников рабочей прослойки!