Сведения о грозящей войскам катастрофе попали к командованию Западного фронта лишь волею случая. Командир 155-й стрелковой дивизии генерал-майор П. А. Александров в 8.30 24 июня 1941 г. докладывает: «Подобрано в машине две польских карты. Одна из них с нанесенной обстановкой…» Здесь под словом «польских» имеется в виду происхождение самой карты, на которую наносилась обстановка. Немцы пользовались армейскими польскими картами Белоруссии и Украины, захваченными ими как трофеи в 1939 г. Захват карты, на которой были обозначены три моторизованных корпуса танковой группы Г. Гудериана, резко менял оценку оперативной обстановки. Ранее на брестском направлении советской разведкой отмечалась всего одна танковая дивизия. Теперь выяснилось, что их в шесть раз больше.

Что стал бы делать в такой ситуации любой другой командующий? Ответ однозначный: запрашивать Москву. Именно так поступал И. С. Конев под Вязьмой в октябре 1941 г. Командующий войсками Юго-Западного фронта М. П. Кирпонос даже усомнился в приказе отходить, не оформленном письменно. Это только усугубило и без того катастрофическую обстановку под Киевом в сентябре 1941 г.

Не вполне понятна из сохранившихся документов хронология прохождения информации и принятия решения.

Скорее всего, данные перепроверялись воздушной разведкой. Тем не менее на обращение в Москву командующий время тратить уже не стал. В 15.40 25 июня 1941 г. Д. Г. Павлов отдает распоряжение напрямую командиру 6-го мехкорпуса: «Немедленно прервите бой и форсированным маршем, следуя днем и ночью, сосредоточьтесь Слоним. Начало движения, утром 26 и об окончании марша донесите»[77]. Вскоре следует общий приказ на отход всем оказавшимся под угрозой окружения войскам Западного фронта. Д. Г. Павлов не стал перекладывать ответственность и делить ее с Москвой. Обстановка и так ухудшалась с каждым часом. При этом верховное командование он о принятом решении, разумеется, информировал.

Сейчас, в ретроспективе, можно констатировать, что решение на отход и прорыв было обоснованным. Резервов для предотвращения замыкания намечающегося «котла» под Минском у командования Западного фронта не было. Резервы Ставки сосредоточивались далеко позади, на рубеже Днепра и под Витебском. Отход был единственным осмысленным вариантом действий, дающим надежду на спасение. Столь же разумным было использование 6-го мехкорпуса в качестве тарана прорыва из окружения. Здесь танкист Павлов понимал, что делает.

При этом Дмитрий Григорьевич по-прежнему располагал всего одним адекватным поставленным задачам соединением – 6-м механизированным корпусом. К тому моменту уже понесшим потери под Гродно и частично будучи раздерганным по частям для обороны на рубеже реки Нарев (это следует из данных немецкой разведки и допроса командира 4-й танковой дивизии генерал-майора А. Г. Потатурчева[78]). Возможности снабжения 6-го мехкорпуса также неуклонно таяли под воздействием противника, немецкая радиоразведка перехватила донесение штаба корпуса, гласившее: «Последняя заправка в Волковыске; здесь половина запасов погибла под бомбами»[79]. В этом отношении командование соседнего Юго-Западного фронта обладало большими возможностями. Увязнув в боях с немецкой пехотой силами 15-го и 4-го мехкорпусов, командующий войсками фронта М. П. Кирпонос использовал для контрудара 8-й мехкорпус, который пошел в бой 26 июня хотя и измотанным маршами, но пока еще не имея столкновений с противником.

Имел ли какой-то эффект приказ Д. Г. Павлова на перегруппировку и отход? С одной стороны, он, к сожалению, запоздал. Немецкие танки уже вышли к Слониму и уверенно продвигались к Минску, замыкая «котел». С другой стороны, перегруппировка частей 6-го мехкорпуса все же состоялась – и его танки, в том числе машины новых типов, стали тараном для прорыва из окружения на рубеже реки Зельвянки, по оси шоссе Белосток – Слоним. Несколько танков даже прорвались до самого Слонима, где были подбиты. Однако главным эффектом от этих метаний 6-го мехкорпуса стали две подтверждаемые документами противника вещи. Во-первых, это срыв плана германского командования по рассечению большого Белостокско-Минского «котла» надвое пехотой. Немецкий историк, непосредственный участник событий июня 1941 г. в Белоруссии писал: «На оперативном уровне, однако, советские атаки принесли успех. Германский XX АК оказался настолько серьезно скованным, что лишь 27 июня оказался в состоянии вновь перейти к наступлению. Таким образом, он потерял 3,5 дня»[80]. Во-вторых, как следствие – произошло перетекание части сил советских 3-й и 10-й армий в западную часть «котла» через незамкнутую «горловину» южнее Гродно. Здесь, ближе к Минску, кольцо окружения было менее плотным, что способствовало прорывам в направлении Припятской области. По существу, решение генерала армии Павлова спасло немало жизней тех, кто пробивался из окружения, в том числе В. И. Кузнецова, будущего командующего 3-й ударной армией и покорителя Рейхстага.

Подводя итог вышесказанному, можно констатировать следующее. Дмитрий Григорьевич Павлов находился в наихудших условиях в сравнении с другими командующими войсками особых округов в июне 1941 г. Вверенные ему армии попали под удар сразу двух танковых групп противника. Такого удара не держал никто. Когда две танковые группы повернулись против Юго-Западного фронта, последовал Киевский «котел». Когда две танковые группы были сосредоточены под Вязьмой против Западного и Резервного фронтов, последовал Вяземский «котел». Соотношение сил в воздухе также было наихудшим среди особых округов и стремительно ухудшалось по мере разгрома аэродромов и уменьшения количества самолетов в строю.

Неверная оценка направления главного удара противника также была вполне типичной для советских командующих в 1941 г. В целом приходится констатировать, что арест и расстрел Д. Г. Павлова не был обоснован с точки зрения его личных промахов. Речь идет о попытке скрыть системные проблемы наказанием конкретных личностей, якобы совершивших непростительные ошибки. Последовало показательное, но тем более несправедливое наказание допустивших первую катастрофу войны в назидание остальным. Однако сейчас, когда картина событий достаточно точно восстановлена по документам обеих сторон, перекладывание на Д. Г. Павлова и его штаб ошибочных и запоздалых решений верховного командования представляется нецелесообразным. Оправдание его поспешного расстрела – тем более.

Проблема борьбы с бронетехникой Германии летом 1941 года: тактика, техника и люди

Катастрофическое развитие событий летом 1941 г. в настоящее время имеет ряд убедительных объяснений. Однако касаются эти объяснения в основном стратегического, оперативного и реже тактического уровня. В некоторой степени затрагиваются технические вопросы и проблемы подготовки личного состава. Ситуацию с отражением в отечественной историографии вопроса наличия и эффективности противотанковых средств в Красной армии в 1941 г. приходится назвать достаточно противоречивой. В советский период было не принято упрекать отечественный военно-промышленный комплекс в серьезных просчетах. Так, В. А. Анфилов, признанный в то время исследователь начального периода войны, писал следующее: «Основным орудием для