в 1941 г. автоматической сварки, разработанной академиком Е. О. Патоном. Эвакуированный в Нижний Тагил институт электросварки был привлечен к работе над оптимизацией производства танков. К концу 1941 г. на заводе № 183 в Нижнем Тагиле действовало три сварочных автомата, к концу 1942 г. на танковых заводах работали уже 40 автоматов[63]. Это обеспечивало приемлемый уровень качества сварки даже при неопытных рабочих.
Кроме того, танки в СССР находились в более выгодном положении с точки зрения обеспечения их боеприпасами. Во-первых, норматив расхода на танковую пушку был в два с лишним раза ниже, чем на дивизионное орудие, – 2400 выстрелов в год. Во-вторых, 76,2-мм выстрелы дивизионных пушек – наиболее ходовые на протяжении большей части войны танковые боеприпасы – были проще в производстве. Пироксилиновый порох для их зарядов требовал меньшего времени сушки.
Для советской экономики 1942 г. танк являлся продукцией, которая была ей по силам по всем показателям. Решить проблемы танкового производства оказалось проще, чем ликвидировать последствия потери пороховых заводов в 1941 г.
Результат не заставил себя ждать. Танков и САУ в СССР в 1942 г. произвели 24 504 штуки, а в Германии – 5496. И это при том, что в августе 1942 г. СССР лишился одного из главных изготовителей Т-34 – Сталинградского тракторного завода. Правда, его потеря была в некоторой степени компенсирована расширением производства Т-34 на Кировском заводе в Челябинске (ранее выпускавшем тяжелые танки КВ).
Свои возможности советские танки (а точнее, танковые войска) показали уже в конце 1942 г. в наступательных операциях «Уран» и «Малый Сатурн». Вопреки распространенному заблуждению, маневренные операции на танкодоступной местности Красной армии удавались гораздо лучше, чем позиционные баталии. Причиной тому стало нахождение оптимальной организации самостоятельного танкового соединения. В СССР таковыми стали танковые корпуса, а с осени 1942 г. еще и механизированные корпуса – с большей долей мотопехоты. Кроме того, имелись танковые бригады и полки непосредственной поддержки пехоты.
Проблемы с производством пороха в СССР сохранялись. На 1 января 1944 г. теоретическая мощность советских пороховых заводов составляла 179 040 тонн. Видный исследователь промышленности боеприпасов И. И. Вернидуб отмечал, что «ни один из пороховых заводов в годы войны не смог использовать свои производственные мощности на 100 %»[64]. Связано это было с нестабильными поставками сырья и простоями из-за отсутствия топлива и электроэнергии. В этих условиях ставка на танковые войска сохранялась во второй половине войны.
Ориентация советской стратегии на танковые войска не означала отказа от артиллерийской мощи. В ходе войны заложенная в довоенных планах высокая стоимость используемых боеприпасов подтвердилась. Так, по данным, представленным генерал-полковником А. П. Покровским, освобождение Польши в период с июля 1944 по март 1945 г. обошлось Красной армии в 69 161 вагон боеприпасов общей стоимостью 10 млрд 319 млн рублей. Потеря в ходе освобождения Польши 2966 единиц танков и САУ обошлась Советскому Союзу в куда более скромную сумму – 688 млн 557 тыс. рублей.
Какие же выводы можно сделать? С нападением Германии СССР был втянут в войну в крайне невыгодный для него момент. Начиная с упреждения Красной армии противником в мобилизации и развертывании и кончая состоянием военной промышленности. Системные проблемы советского военно-промышленного комплекса были усугублены поражениями лета 1941 г. Однако была сделана правильная ставка на развертывание массового производства танков. Они были оптимальной продукцией для пережившей потерю значительных мощностей советской промышленности. Решение организационных проблем сделало их наиболее эффективным средством борьбы для Красной армии. Можно даже сказать, что танки в Великую Отечественную войну стали национальным оружием нашей страны.
Личность Д. Г. Павлова: реальные и мнимые ошибки и вина за неудачу
В русской истории не так много военачальников со столь негативной репутацией, как у генерала армии Дмитрия Григорьевича Павлова, командующего Западным фронтом в июне 1941 г. Выдвиженец, сделавший быструю карьеру в предвоенные годы, не сумел воспользоваться даже советами Г. К. Жукова, показавшего ему заранее в игре на картах, как надо отражать удары противника в Белоруссии в первые дни войны. Примыкает к этой версии тезис «органы не ошибаются», постулирующий истинность выдвинутых против командования Западного фронта в июле 1941 г. обвинений: трусость, отсутствие распорядительности, развал управления войсками, сдачу оружия и складов противнику[65]. Последнее время идут даже дальше и обвиняют Д. Г. Павлова и других генералов в заговоре. Якобы ими была проигнорирована ключевая директива из Москвы.
Во-первых, никакой радикально меняющей подготовку войск к войне директивы от 18 июня 1941 г. в архивах не обнаружено. Дополнительные указания получали войска Прибалтийского особого военного округа, но связано это было с их расположением в недружественной обстановке в Прибалтике. Во-вторых, для принятия радикальных мер 18 июня 1941 г. было уже поздновато. Вопреки распространенному заблуждению, численность войск особых округов даже в случае приведения их в боевую готовность с занятием обороны на границе не обеспечивала устойчивой ее обороны. Средняя плотность построения армий прикрытия составляла около 30 км на стрелковую дивизию вместо 8–12 км по уставным нормам. Такая разреженная оборона легко проламывалась немецкими соединениями, обладавшими нужным численным превосходством.
Генерал армии Д. Г. Павлов, командующий Западным особым военным округом.
Для построения войск с уставной плотностью требовалась переброска дивизий из глубины, которая к утру 22 июня 1941 г. еще далеко не была завершена. Даже с учетом построенных укрепрайонов ожидать от армий особых округов удержания границы не приходилось. Почему возникла такая ситуация? Это было прямое следствие запаздывания запуска процесса развертывания войск Красной армии. Оно началось только после 10 июня 1941 г. с принятием соответствующих, в том числе политических, решений. Командующие и войска особых округов стали заложниками этого запаздывания.
Здесь самое время вспомнить о советах Д. Г. Павлову в играх на картах. Вводные к играм предполагали обстановку после завершения развертывания войск сторон. В игре на картах 6–8 января 1941 г. против 51 стрелковой дивизии «Северо-Западного фронта» «восточных» действовала 41 дивизия «западных»[66]. В реальной обстановке июня 1941 г. 19 стрелковым дивизиям Западного особого военного округа (ставшего Западным фронтом) противостояли 40 пехотных дивизий группы армий «Центр». При такой разнице в соотношении сил любые советы в игре были малоприменимы на практике в июне 1941 г. Кроме того, события игры разворачивались западнее, большей частью на территории оккупированной немцами Польши. Контрудар, позволивший ему выйти победителем, Г. К. Жуков наносил на небольшую глубину, совсем на других направлениях. Танковые группы, являвшиеся в первые дни войны главной ударной силой ГА «Центр», в игре отсутствовали вовсе. Одним словом, тот опыт никак не мог подсказать Д. Г. Павлову верное решение.
Представлять предосудительным пребывание командующего округом Д. Г. Павлова вечером 21 июня 1941 г. в театре также можно было в отсутствие документов и не зная хронологии событий. Серьезную
