— Повестка из военкомата пришла, — осклабился Мишка. — Удалось сорваться вчера да на выходные. В понедельник обратно поеду. Ну, что, зайдешь, посидишь?

— Не, — я мотнул головой. — Пойдём на улицу. У меня машина там стоит неприкаянная. Я даже дворники не снял.

И ведь как знал! Выходя из подъезда, я увидел, как Гришка Коровин, парень из нашей школы, на год младше меня, снимает дворник на моём «Росинанте». Один уже он ухитрился снять.

— Блин!

Воришка сразу получил конструкт паралича и свалился возле автомобиля. У Коровина репутация была еще та: он и мелочь у пацанов помладше в школе отбирал, и булочки в школьной столовой со столов воровал и, конечно же, состоял на учете в детской комнате милиции.

Мы подошли к нему. Я вытащил из его рук дворник, обошел машину, прицепило на место.

— Он так на всю жизнь останется паралитиком? — хмуро спросил Мишка.

— А тебе его жалко? — я незаметно подмигнул своему другу. Мишка намёк понял.

— Не, не жалко. Воровать не будет. У детишек мелочь отбирать перестанет. Он же теперь на всю жизнь таким и останется?

— На всю жизнь, — осклабился я. У Гришки из глаз неожиданно потекли крупные слёзы.

Я за шиворот оттащил его в сторону. Заклинание будет действовать еще минут пятнадцать, не больше. А то еще под колеса мне попадет.

Мы сели на своё привычное место: возле гаражей-сараев на поваленное дерево. Ствол был отполирован почти до зеркального блеска. Здесь мы и курили, и пиво вечерней порой пили, а иногда и покрепче напитки, да и просто сидели, общались. Грустненько как-то стало, когда я об этом задумался. Время идёт, детство ушло…

— Ты чего? — Мишка удивленно посмотрел на меня.

— Да нет, ничего, — отмахнулся я от грустных мыслей. — Как у тебя дела-то?

— Обычно, — Мишка скривился, закурил, выпустил колечком дым. — Колхоз, картошка, бардак. Поселили в клубе: парни в зрительном зале, девчонки за занавесом на сцене. У нас девчонок мало. Кормят так себе. Такое чувство, что в одном котле варят и нам, и свиньям одновременно. Хорошо, ребят много. В первый же день местные пришли на разборки. Самогончику дёрнули, ну их и потянуло на приключения. Огребли от нас по самое не балуйся. У нас же половина первокурсников после армейки. Тут же участковый нарисовался, попытался на нас «наехать». Преподы не дали. Пригрозили собраться всем курсом и уехать в город. А ты?

— Я живу в деревне, — ответил я. — Обычная деревенская жизнь. Работаю помощником лесника. Разок поймал левых лесорубов, одного браконьера. Жизнь спокойная, размеренная. Огородик небольшой есть, где maman возится. В лесхоз на заочку поступил. Мне ж в армию не идти.

Мишка снова скривился, вздохнул:

— Мне на будущий год идти. Говорят, у нас военную кафедру закроют. Тогда сто процентов идти.

— Наших кого-нибудь встречал? — спросил я. — Ну, или слышал что-то?

— Только Андрюху, — удивляясь моему вопросу, ответил он. — Я ж в колхозе. Андрюха здесь. Он ухитрился слинять с колхоза. Справку старую прошлогоднюю нашел, что у него диабет. Его и отпустили. Прикинь, он с Галькой Блинковой, которая с «а» класса, сошелся. Кстати, о птичках, — Мишка хитро улыбнулся, — они в кино сегодня попёрлись.

Мишка докурил, встал с дерева. Я тоже. Мы попрощались.

— Будешь в наших краях, заходи! — грустно улыбнулся он.

Не обращая внимания на лежащего Коровина, я сел в машину, завел двигатель. Надо было еще до Катерины доехать, мяса да овощей ей передать. И тёте Маше тоже, если дома окажется.

Тёти Маши дома не оказалось. Я передал её гостинцы через соседей — Клавдию Никитичну. Баба Клава, увидев меня, попыталась затащить домой. Угостить чаем. Еле отделался. Мотивируя, что некогда, дескать, спешу maman забрать с работы, боюсь опоздать и всё такое.

Катерина, жена отца, была дома. Я занес ей две сумки: в одной мясо, свинина-баранина, в другой овощи, лук, морковь, свекла. Она слегка удивилась моему визиту, а больше гостинцам.

— Как Валерка? — спросил я.

В ответ она кивнула в сторону комнаты. В открытую дверь я увидел, как по полу, по ковру в ползунках и распашонке на четвереньках ползал мой братишка.

Я вытащил из кармана несколько купюр, сунул Катерине:

— Валерке на гостинцы.

— Да зачем? Не надо… — пробормотала она, отталкивая мою руку. Я засунул деньги ей в карман халата.

— Бери! Это не тебе. Это братику моему!

— Спасибо, — смутилась она.

Всё-таки бедновато они жили. И телевизор старенький, и мебель так и не обновили, да и халат у хозяйки далеко не новый.

— Бате привет!

Maman я встретил у проходной. Там телефон-автомат висел. Я опустил двушку, набрал номер.

— Мэм! Я тебя жду.

Maman смогла уйти пораньше. Молча плюхнулась рядом со мной и до самого дома не проронила ни слова. Совсем.

— Ты чего? — удивился я. Обычно она при встрече сразу щечку подставляла, даже будучи в плохом настроении. Только не в этот раз. Её прорвало дома, как только она закрыла дверь квартиры.

Сходу — раз! И врезала мне по щеке.

— Ты подлец!

Еще раз — шлёп!

— Негодяй!

— Мэм! — я ухватил её за руки. — Ты с ума сошла? Объясни хотя бы в чем дело!

— В чём дело? — maman попыталась вырваться. — А то ты не знаешь! Все вы мужики одинаковы! Под подол залезть мастера. А потом в кусты!

— Ты можешь сказать, в конце концов, что случилось у тебя на этот раз? — разозлился я, отбрасывая её руки.

— У меня случилось? — возмутилась maman. — Это у тебя случилось! Девочка беременная! Ты её бросил!

— Фу! — я мгновенно успокоился и пошутил, вспомнив знаменитую шутку Мюллера из «17 мгновений весны». — Я думал, немцы взяли Москву…

Maman замерла. Потом начала нервно разуваться-раздеваться, путаясь в одежде.

— Мэм, — сказал я ласково, пытаясь её обнять. — Пойдем чаю выпьем и ты мне расскажешь, кто тебе сказал, что Ленка беременная.

— Какая Ленка? — удивилась maman. — Причём тут Ленка?

— А кто еще? — тут уже удивился я. — У меня других вариантов и нет…

Maman прошла на кухню, поставила чайник на плиту,