Змей зарычал, вторая голова поникла. А Саша… Саша рассмеялся так звонко, что воробьи подлетели посмотреть. Он подбежал к Мишке, обнял его и сказал:

- Передай бабушке, что я её люблю! И пирог пусть ест на здоровье!

Мишка удивился, но улыбнулся в ответ. А в граде Злато-Кресте родник Живой Воды запрыгал выше обычного - до неба доставал! Яблони зацвели вторым слоем цветов, и каждый цветок пел: «Прости! Прости! Прости!»

Саша зачерпнул воды, умыл лицо - и вода запела внутри него: «Люби! Люби!» Он понял: обида - это не просто «мне больно». Это колючий комок, который мешает обнимать друзей. А когда комок выкидываешь молитвой - руки становятся свободными для объятий.

Дома мама встретила его с улыбкой:

- Что ты такой радостный, сынок?

- Мама, я победил волка!

- Какого волка?

- Серого, мохнатого, зубастого. Но он растаял!

Мама перекрестила его и дала целый пирог - с мёдом. Саша отломил половину и побежал к Мишке: «Это бабушке, а это нам с тобой!»

Так утро у колодца научило отрока: прощать - это не «ладно, проехали». Это открывать ворота настежь, чтобы в град влетали только ангелы с пирогами.

Солнце встало в зенит, стало жарко, как в райской баньке. Саша с папой пошли в поле - косить траву для кобылки. Папа дал ему маленький серп, и Саша старался: раз - травка падает, два - травка падает. Вдруг из Чёрного Боря высунулась третья голова Змея и захихикала:

- Пошли павлина!

Павлин-гордыня вышел на тропинку важный, как князь. Перья радужные, корона золотая, хвост - как сто солнц. Он расхаживал перед Сашей и распушал перья:

- Саша, ты самый сильный! Самый умный! Зачем слушать папу? Коши быстрее - покажи, кто здесь хозяин!

Саша на миг подумал: «А правда, я могу быстрее». Серп в руках стал тяжелее, спина выпрямилась, в груди зашевелилось: «Я! Я! Я!»

Но тут же вспомнил слова старца: «Гордыня - предатель, открывающий ворота». Саша опустил серп, взял Щит Смирения - простой, деревянный, с надписью золотом: «Без Меня не можете творити ничесоже». Поднял щит к солнцу - и свет отразился в нём, как в зеркале.

Павлин ослеп! Закричал: «Ой, глазки! Ой, перышки!» - завертелся волчком, перья посыпались фальшивыми блестками. А потом - шух! - улетел за реку, оставив только одно перо, которое ветерок подхватил и унёс в небо.

Змей завыл, третья голова поникла. А Саша… Саша упал на колени в траву и прошептал:

- Господи, прости мою гордость. Я ничего без Тебя.

И в тот же миг папа подошёл, обнял его и сказал:

- Молодец, сынок. Вместе косить - веселее.

Саша улыбнулся. Они косили рядом: папин серп - большой, Сашин - маленький, но травка падала ровными рядами. Пахло мятой, ромашкой и Божьей любовью. В граде Злато-Кресте яблони зацвели третьим слоем - белым, как снег. Соловьи запели так громко, что даже Змей в Чёрном Борю заткнул уши.

Саша понял: гордыня - это не просто «я крутой». Это тяжёлый камень в кармане, от которого спотыкаешься. А когда камень выкидываешь - ноги становятся лёгкими, как у ласточки.

Вечером папа похвалил:

- Ты сегодня косил, как настоящий богатырь!

Саша покраснел и сказал:

- Это мы вместе, папа. С Богом.

Так полдень в поле научил отрока: смирение - это не «я маленький». Это «я с Богом - и потому великий».

Солнце склонилось к закату, небо стало малиновым, как мамин платок. Саша сидел на башне, ноги свесил, и считал звёздочки. Вдруг Змей Горыныч Тьмы разозлился по-настоящему. Три головы поднялись, пасти раскрылись, и из них вырвалась буря: чёрные вороны-лень, серые волки-гнев, зелёные змеи-зависть, синие стрелы-уныние. Они закружили над градом, загремели:

- Зачем молиться? Зачем трудиться? Всё равно ничего не изменится!

Одна стрела-уныние вонзилась в стену. В саду души завяли цветы, родник притих, соловьи замолчали. Саша упал на колени:

- Ангел мой, помоги!

И тут с неба спустились светлые витязи:

Преподобный Сергий - высокий, с посохом, глаза - тихий лес.

Блаженная Ксения - в платочке, улыбка обнимает мир.

Святитель Николай - с мешком добрых дел.

Они встали плечом к плечу. Сергий поднял крест - буря отступила. Ксения запела тропарь - цветы встрепенулись. Николай рассыпал ладан - стрелы растаяли. Саша схватил Меч и крикнул:

- Господи Иисусе Христе, помилуй мя!

Свет разлился рекой. Туча разорвалась, вороны попадали, как град. Змей завыл и спрятался.

Когда колокола зазвонили к вечерне, Саша сел на башне и запел звонко:

«Зависть отбита - спасибо, Господи!

Обида прогнана - прости, Мишка!

Гордыня ослеплена - прости, гордость моя!

Уныние вырвано - помоги, Богородица!»

И пошёл в храм. Батюшка выслушал, перекрестил. Исповедь была как вынимание стрел: душа вздохнула свободно.

Дома мама обняла:

- Ты сегодня светишь, как лампадка.

Саша улыбнулся: «Это Господь светит через меня».

Так вечерний смотр научил отрока: каждый день - битва, а каждый вечер - победа, если благодаришь и каешься.

На сороковой день грянул Ильин гром. Небо раскололось, молнии сверкали, как мечи архангелов. Змей Горыныч Тьмы решил: всё или ничего. Вырос до неба, раскрыл три пасти, изрыгая огонь лжи. Вокруг града заклубилась тьма.

Саша стоял на башне, ветер трепал рубаху. За спиной - Господь, впереди - ангелы, по бокам - святые, внизу - вся деревня молится, старец Никодим кивает из кельи.

Отрок поднял три дара сразу:

Копьё Памяти Божией - длинное, лёгкое, с наконечником в виде Лика Христа.

Меч Иисусовой молитвы - короткий, но острый, как молния.

Щит Смирения - простой, деревянный, но на нём золотом: «Без Меня не можете творити ничесоже».

И крикнул так, что гром умолк:

- Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!

Свет ударил, как тысяча солнц. Змей взвыл, чешуя посыпалась, глаза потухли. Он свернулся кольцом и укатился в Чёрный Овраг - навсегда.

На рассвете град Злато-Крест сиял ярче радуги. Стены - хрусталь, маковки - жемчуг, сад - рай. Над вратами - новая икона: отрок Александр с тремя дарами.

Старец Никодим пришёл в деревню, обнял Сашу:

- Ты стал воином Христовым. Носи дары сии всегда.

Саша поклонился до земли, потом побежал по деревне: раздавать яблоки, мириться, помогать. Каждый вечер поднимался на башню, проверял стены и шептал:

- Господи Иисусе Христе, помилуй мя.

И Господь отвечал светом: «Аз есмь с тобою».

А ты, маленький слушатель, тоже страж. Возьми