По возвращении Шишкин заперся в кабинете, выдернул из розетки шнур телефона и засел за печатную машинку. Писать от руки он не любил. Через час рапорт был готов. Он отразил там всё: от необоснованного интереса заместителя председателя комиссии полковника юстиции Некрасова Ю. О. к материалам, изъятым местными чекистами, до утраты двух особо ценных оперативных источников по вине того же проверяющего.

Вообще-то и Гнуса, и Боронца он успел предупредить, дозвонился им, проинструктировал, отработав каждому свою линию поведения, пока Некрасов готовился к встречам, изучая их личные дела.

Поэтому спектакли на встречах, разыгранные агентами, были неожиданностью только для проверяющего. Насквозь засекреченными инструкциями еще со времен 3-го отделения Отдельного жандармского корпуса предусматривались такие ситуации, если оперативный источник не желал никого видеть, кроме курирующего офицера. И в дальнейшем рекомендовалось отказаться от проведения контрольных встреч с этими источниками.

Красавин скривился, читая поданный рапорт. Первым желанием у него было его немедленно порвать в клочья.

— Ты что творишь, майор? — со злостью сквозь зубы сказал он. — Совсем крыша потекла?

— Надоело мне, товарищ подполковник, — улыбаясь, ответил Шишкин. — Рапорт об увольнении я тоже подготовил. Завтра доложу.

— Я тебе его не подпишу! — зловеще пообещал Красавин.

— Уволюсь через прокуратуру, — пожал плечами Шишкин. — А рапорт я рекомендую зарегистрировать и доложить руководству. Потому, что, если ему ход вы не дадите, я второй экземпляр лично в КГБ отнесу.

— Сука ты, майор! — бросил Красавин. — Пошел вон!

Однако для Красавина стало неожиданностью, что этот рапорт у руководства как у Воронцова, так и у Волченкова был встречен чуть ли не восторженно.

— Отлично! — потирая руки, заявил генерал. — Просто великолепно! Этим рапортом мы всю комиссию раком поставим! Точнее, не мы, а КГБ. Если, конечно, акт проверки будет с недостатками.

Глава 11

Глава 11.

Магия и местные обитатели деревни Кочары.

Кутятинский район, Кочары и окрестности

Обе телогрейки, и серая, и синяя, неожиданно оказались по душе, что лесному хозяину Еремеичу, что домовому Евсеичу.

Синюю забрал домовой. Конечно, она ему оказалась велика. Но он вдруг на моих глазах дунул, плюнул, щелкнул пальцами, стал выше ростом и шире в плечах. Надел ватник, застегнулся и снова стал прежнего размера, уменьшившись вместе с подаренной одёжкой.

— Здорово! — восхитился я.

Еремеичу телогрейка пришлась впору. Угощение ему я уже не приносил, зато теперь всегда снабжал продуктами. Тот же хлеб, конфеты и полюбившуюся ему газировку я носил сумками, встречаясь с лесным хозяином на задах своего огорода.

Взращенные мною дубы, высаженные полукругом возле дуба-великана, за пару месяцев вымахали в высоту под три метра, достигнув полметра толщины в обхвате. Каждый день я их подкармливал «живой» силой, разве что делая перерывы на визиты в город.

Десять сосновых саженцев-красавцев, тоже подвергаемые мной ежедневной обработке, за пару месяцев тоже ощутимо подросли, внешне похожих, как минимум, на деревья-трехлетки.

Не забывал я и про дубы-охранители у себя, лесничего и оборотня. Кроме того, снаружи по периметру забора у меня густо разрослась колючая акация, тоже выполняя функции сторожевого дерева. Только впереди, с лицевой стороны у меня росла сирень с черемухой, да сзади огорода оставался проход в пару метров — что-то вроде калитки в живой изгороди. Через эту «калитку» Еремеич иногда захаживал ко мне вечерком погонять чаю из самовара в беседке в компании домового и банника. Все трое оказались большими любителями этого ароматного напитка.

Вернулся я в деревню поздно вечером, в десятом часу. Несмотря на позднее время, отнес сумки с продуктами Селифану, а затем и Цветане. И оборотень, и ведьма еще не спали. И тот, и другая постоянно заказывали мне прикупить дефицитные в деревне чай, сахар, растительное масло, хлеб, муку, сливочное масло, рыбные консервы и прочие продукты. Не обделял я вниманием и других жителей деревни. Только визиты к ним я наметил на утро: и дед, и бабка уже, видимо, легли спать, свет у них в избах не горел.

Загнал машину во двор под навес, выпустил из вольера Кузю, четырехмесячного щенка, помесь волка и дворняжки.

Два месяца назад к Селифану вернулась Жулька, которую Цветана с год назад отпустила с цепи. Жулька вернулась не одна, с ней были еще два щенка, которых она нагуляла, скорее всего, от волка.

Еремеич это подтвердил. Одного, самого шустрого, я забрал себе, поставил для него вольер с домиком, посадил туда, обозвав Кузькой. Щенок тут же стал любимцем и домового, и банника, и лесовика. Он был добродушным, незлобивым и игручим.

За два месяца я вполне обжился в деревне, даже привык к размеренной спокойной жизни вдали от городской суеты.

Работа помощника лесничего на 0,5 ставки у меня занимала не так уж много времени. За два месяца я всего лишь один раз поймал, разумеется, с помощью Еремеича, мужиков, занимавшихся незаконной вырубкой, и один раз, и тоже с Еремеичем, браконьера, решившего настрелять бобров на лесной реке.

Обездвиженных (легкий паралич) лесорубов я сдал милиции, хоть они и не успели срубить ни одного деревца. Так бы я их отпустил после профилактической беседы. Но один из них кинулся на меня с топором. Вот и пришлось всех обездвижить и позвать на помощь Мишаню, того самого медведя, чтоб посидел с ними, развлек их, пока я за участковым схожу. По большому счету я еще на всякий случай Еремеича попросил приглядеть за Мишаней. Мало ли?

Когда я вернулся вместе с участковым — обернулись быстро, благо у него мотоцикл «Урал» был — Мишаня благоразумно слинял. А вот лесорубам пришлось несладко: у всех оказались слабые кишечники и напрочь расшатанная нервная система. Участковый их даже отказался на мотоцикле везти. Так и шли пешком до речки, где кое-как привели себя в порядок, а потом и до опорного пункта в Коршево.

С браконьером получилось еще проще. До реки он так и не дошел. Его двое суток кружил по лесу Еремеич, завёл в болото, где тот благополучно утопил и ружье, и рюкзак с припасами. После этого Еремеич вызвал меня. Браконьер, здоровый 40-летний мужик, заплакал от счастья, когда перед ним появился человек.

— Я уж совсем отчаялся, — пожаловался он мне. — Кругом болота. Чуть не утонул. Где мотоцикл мой, даже не знаю.

Его мотоцикл, старенький «Иж-Планета», оказался недалеко, метрах в пятидесяти отсюда.

— В следующий раз придешь сюда