И стол становится чистый, ни пылинки.

Еще в административном здании есть кабинет бухгалтерии. Касса и приемная. А в здании напротив — рабочее общежитие и каптерка. Столовая и кладовая. В кладовой хранится мука, рис и урны с прахом. Когда крематорий только построили, люди без крайней нужды сюда не заглядывали. Теперь заглядывают. Когда крематорий только построили, люди его ненавидели. Теперь перестали. Когда крематорий только построили, люди хотели подстеречь моего дядю и размозжить ему голову кирпичом. Теперь при встрече называют его директором, начальником, господином Шао. Хотят, чтобы прах им выдали получше, побелее. Чтобы кости смололи помельче. Чтобы не пришлось стучать по ним молотком, засовывая в урну. Потому и называют моего дядю генеральным директором. Иногда приглашают выпить или пообедать. Дарят сигареты. Бывает, что покойники выстраиваются в очередь на кремацию, тогда дядя решает, кого сжечь первым. И если хочешь, чтобы твоего покойника сожгли пораньше, нужно сунуть дяде немного денег. Как когда покупаешь билеты на поезд, нужно иметь в кассе знакомого, одноклассника или родственника. Одноклассник или родственник поможет сунуть деньги кому надо.

Я зашел во двор крематория и увидел голого человека, который мылся у двери в общежитие.

— Кто пришел.

— Я пришел. Ли Няньнянь, я за жиром.

— Значит, Ли Няньнянь. А я думал, девчонка. Лучше бы девчонка.

Он расхохотался. На хребте повеяло свежей прохладой. Словно по лицу мне провели влажным прохладным шелком. До чего просторное небо. Стоишь на гребне горы, словно муравей, который летал вместе с ветром и теперь наконец уцепился за землю. Я посмотрел на голого человека в десяти шагах от меня. При свете луны он был похож на рыбу, что выпрыгнула из воды и встала на хвост. Я стоял и смотрел, а рыба меня окликала:

— Дурачок Няньнянь, слыхал новость.

— Какую.

— Скажу — испугаешься до смерти.

— Какую новость.

— Серьезно, испугаешься до смерти.

— Ну.

— Говорят, в Гаотяне народ заснобродил.

— Чего.

— В Гаотяне народ заснобродил.

— Только и всего.

— Не один человек снобродит. Сразу много. Десяток, полтора десятка человек. Говорят, Деревяха Чжан во сне пошел на свое гумно пшеницу молотить. А потом во сне подобрал там арматуру, вернулся с ней домой и забил до смерти Кирпичного Вана, который с его женой куролесил. Проломил Кирпичному Вану башку своей арматурой. И откуда Деревяха узнал, что его жена привела домой Кирпичного Вана. Нарисовался со своей арматурой и забил Кирпичного Вана до смерти.

— И все.

— И все. Убил человека, пока снобродил. Наяву у него духу бы не хватило. Няньнянь, ты у нас любишь читать, вот скажи, если человек нарушил закон, пока снобродил, будут его судить или не будут. Хорошо, если не будут. Иначе все удовольствие насмарку.

Я молча стоял во дворе крематория и смотрел, как он выговариваем слово за словом.

— Такое дело. Дурьи законы. На каждый чих свой закон, совсем с катушек слетели. Черт знает что такое. В крематории аврал, присесть некогда. Покойников привозят на десять, а то и на двадцать штук больше нормы. Одним тридцать лет. Другим пятьдесят. Все молодые, здоровые. А стариков за шестьдесят, за семьдесят, за восемьдесят, наоборот, мало. И все молодые померли, пока снобродили. Старики спят мало, потому и снобродят мало. А молодые устают, потому и спят много, потому и снобродят. Заснобродил и пошел вытворять, о чем думал наяву. Наяву хватало духу только думать, а во сне хватит духу сделать. Кто хотел отомстить, идет мстить. Кто хотел убить, идет убивать. В деревне Хуцзягоу один мужик посмотрел, что сын растет на него непохожим, взял и придушил сына, пока снобродил. Придушил своего сына и дальше спать, а жена его топором зарубила. Потом смотрит, сын с мужем мертвые лежат, взяла и повесилась. Так все трое и померли. И все через снобродство. И вот скажи, что закон будет делать со снобродами. Закон — это тебе не ведро воды, чтобы вылить на человека, когда он пошел снобродить.

Сказав так, он выплеснул воду из ведра. И с пустым ведром направился в общежитие. На ходу обернулся и вдруг спросил:

— Как думаешь, а если я засноброжу. Сегодня целый день вкалывал, два десятка человек сжег, если не больше. Вдруг лягу спать и засноброжу. Найти бы девчонку и побаловаться с ней, пока сно-брожу. А то боюсь, пойду я снобродить и самого себя кремирую. Каждый день ведь кого-нибудь кремирую. Только о том и думаю. Вдруг правда засну и самого себя кремирую. Знаешь, я пока людей жгу, так рассуждаю — чем доверять это дело непонятно кому, лучше самому себя как следует кремировать, а то сделают всё как попало.

Так он сказал и скрылся за дверью.

Дверь резко взвизгнула, словно человек, которому раскроили голову топором.

И я стоял в отзвуках двериного визга, будто один в целом мире. Было совсем не страшно. Я в крематории чувствую себя как дома. А дома у меня единственный в городе ритуальный магазин НОВЫЙ МИР. И раньше я много раз приходил ночью в крематорий по разным делам. И еще больше раз сидел один среди груды венков в ритуальном магазине НОВЫЙ МИР и засыпал над уроками. Засыпал над книгой Янь Лянькэ. Подкладывал под голову рулон золотой фольги и видел во сне горы золота и серебра. Подкладывал под голову венок и видел во сне, что деревня с городом превратились в цветочный сад. Превратились в парк. Где цветут цветы и летают птицы. А ивы тихо гладят ветвями воду. Рыбы выпрыгивают из пруда, резвятся со стрекозами и бабочками, ведут беседы. А завидев коршуна, разлетаются, расплываются, бросаются врассыпную.

Как в стихах.

Чудно.

Птицы щебечут, цветы благоухают.

Цветы благоухают, а птицы щебечут.

Буйство красок, красочное буйство, я такого даже в книгах Янь Лянькэ никогда не встречал.

Облака шагали по небу, наваливаясь друг на друга, и шаги их звучали совсем как вата. Я посмотрел на небо. Посмотрел на двор. Посмотрел на двух этажный траурный комплекс с печным залом. К нему вели каменные ступени. Поднимешься по ступеням и окажешься в прощальном зале. В траурном комплексе имеется прощальный зал номер один и прощальный зал номер два. Я постоял немного перед дверью в прощальный зал номер два. Сверчок пел чарующе и звонко. Заходить в помещение за прощальным залом могут только работники крематория и свои. Потому что там покойников отправляют в горячую печь. И трупожоги проделывают много разных процедур, которых посторонним видеть