На нём был потрёпанный коричневый кожаный плащ, пропахший дымом и дорожной пылью. Короткие седые волосы, волевой подбородок с неухоженной бородой и холодные голубые глаза, в которых можно утопить целый флот.

На правой скуле белел старый шрам — память о нашем последнем совместном «пикнике».

В зубах он держал свою неизменную трубку, которая сейчас, к счастью, не дымила. В руках — бутылку дорогого коньяка.

— Сэр, могу я принять ваше пальто? — с безупречной учтивостью предложил Робин.

Беркут смерил робота удивлённым взглядом, вынул трубку изо рта и хмыкнул.

— Пальто? Сынок, это не пальто. Это моя вторая кожа. — Переведя взгляд на меня, он усмехнулся: — А ты, я погляжу, обзавёлся прислугой. Совсем в мажора превратился, герой Ходдимира?

— Проходи, старый ворчун, — усмехнулся я в ответ. — Это не прислуга, это боевая единица в режиме «дворецкий». Так он меньше привлекает внимания.

Сообщать, что «боевая единица» воспринимает роль дворецкого слишком серьёзно, не стал.

Беркут вошёл, и Робин закрыл за ним дверь.

Я проводил его в свой кабинет, не желая, чтобы вся команда прискакала знакомиться.

Мой друг окинул взглядом роскошный номер, его глаза задержались на панорамных экранах с рыбками.

— Ничего себе… — протянул он, подходя ближе. — Аквариум во всю стену. Любят же эти богачи разводить гуппи.

— Это экраны, — пояснил я. — Иллюзия. Настоящие окна в океан — слишком большая уязвимость. Мы всем экипажем как раз в этом убедились. Садись.

Он рухнул в кресло, поставив бутылку на стол. Я сел напротив.

— Слышал я про твои приключения, — сообщил Беркут. — Сначала баржа, потом отель. Ты, я погляжу, решил устроить Акватике тотальный ребрендинг в стиле «постапокалипсис».

— Не я начал, — пожал плечами. — Но мне придётся заканчивать.

Робин бесшумно подкатил к столу сервировочную тележку с двумя бокалами и дополнительными бутылками — на случай затяжной беседы.

Беркут с интересом проследил за его движениями.

— А он и выпивку приносит? Слушай, одолжи мне его на недельку. Мои орки вечно путают бокалы и пьют прямо из горла.

— Только если они не станут использовать его вместо дартса.

Беркут разлил коньяк. Янтарная жидкость наполнила бокалы, комната наполнилась ароматом дуба и ванили.

— Ну, — он поднял свой бокал, — за тех, кто в шагоходе.

— За тех, кто в шагоходе, — повторил я, и мы чокнулись.

Коньяк был превосходным. Крепким, маслянистым, с долгим послевкусием. Мы помолчали, наслаждаясь моментом.

— Так, — начал Беркут, откинувшись в кресле и снова зажав в зубах трубку. — Рассказывай. Я, конечно, слышал слухи, но хочу услышать из первых уст. Как ты умудрился собрать себе такой… цветник? Я видел их, когда вы выходили из дока. Ну и Бегемот мне кой-чего рассказал по секрету. Кошка, дриада и даже вампирша… Ты что, Ноев ковчег для нечисти строишь? Хотя один фиг тебе завидую!

Я тяжело вздохнул.

— А вот зря. Это минное поле с детонаторами в виде ПМС. Ты не представляешь, что это такое.

— Не представляю? — он удивлённо вскинул брови. — Да у тебя целый гарем из экзотических красоток! А ты жалуешься! Тебе любой позавидовал бы, не только я!

— Позавидовал бы, — кивнул я. — Ровно до первого утра. Когда одна подкладывает другой в кровать паучьи яйца, заодно считая себя героиней мыльной оперы. Вторая взламывает личные данные, транслирует детские фотографии соперницы на всю столовую. Третья помогает ей сделать объекту шутки ещё больнее. А четвёртая просто хочет, чтобы её почесали за ушком и дали мороженого. И это я ещё молчу про ту, которая собирает криминальное досье на всех остальных.

Беркут несколько секунд молча переваривал эту информацию, потом из-под его седых усов вырвался смешок, переросший в громогласный хохот.

— Паучьи яйца⁈ — он хохотал так, что кресло под ним тряслось. — Чёрт, Волк, да твоя жизнь веселее, чем высадка десанта на поле боя арктурианцев с прорисейцами! Я думал, у меня в экипаже зоопарк, но по сравнению с твоим — у меня кружок филателистов!

— Вот именно, — угрюмо подтвердил я, допивая коньяк. — Это не радость, Беркут. Это круглосуточная головная боль. Я скоро начну разговаривать сам с собой, просто чтобы услышать нормальную, адекватную речь без «кити-кити» и советов из сериалов.

— Ладно, ладно, верю, — отсмеявшись, сказал Беркут, наливая ещё. — Но всё равно, ты крут. Я бы так не смог. У меня бы уже через день все эти… дамы… драили палубу зубными щётками.

— Ты просто не знаешь, как искусно они превращают наказание в поощрение.

Мы снова выпили. Разговор постепенно перетёк в другое русло. Мы вспоминали старые времена. Нашу службу в имперском корпусе, первые бои, дурацкие приказы штабных крыс, которые мы с одинаковым удовольствием саботировали.

— А помнишь того интенданта на базе «Кентавр»? — усмехнулся Беркут, с наслаждением потягивая коньяк.

— Как же, — я невольно ухмыльнулся. — Майор Заболотный. Тот ещё гусь. У него лицо всегда было такое, будто он лимон сожрал. Мы тогда с тобой поспорили, что ты не сможешь загнать его служебный аэрокар на крышу казармы.

— Точно! — Беркут засмеялся. — И я выиграл спор! Потом пришлось две недели чистить картошку на камбузе.

— Не напоминай. Но дело было не в самом заезде на крышу. Летающая машина — она на то и летающая. Ты придумал не просто заехать, ты умудрился аккуратно поставить его между спутниковыми тарелками и ретрансляторами связи. Прямо в единственное пятно свободного места размером с саму машину. Без единой царапины.

— Мелочи, — отмахнулся он, но его глаза хищно блеснули от воспоминаний. — Я же пилот. Для меня это как припарковаться.

— Вот именно. Но Заболотный-то орал не только из-за трюка, хотя ты мог загреметь по полной, если бы зацепил хоть одну антенну. Дежурный расчет ПВО принял тебя за неопознанный низколетящий объект и едва не поднял по тревоге истребители!

— Зато как он орал! — вспомнил Беркут, и его лицо расплылось в широкой улыбке. — Я думал, у него импланты в зубах от вибрации треснут!

Настроение снова стало лёгким. Мы были просто двумя старыми солдатами, вспоминающими молодость. Я всё ещё выгляжу молодым, потому что рано принял первую дозу «Регенериса». Беркут подвергся такой инъекции, когда годы уже начали брать своё. Но по факту мы