Егор понял – она переживает что-то личное. Он впервые в жизни по-настоящему растерялся при виде слёз. Когда ревели малыши, он всегда знал, как их успокоить. Если плакали старшие девчонки, он старался не реагировать, чтобы буря утихла сама собой. Но тут Егор почувствовал, что должен помочь. И пусть они друг другу посторонние люди, но на её лице настоящее отчаяние!

Медлить дальше было нельзя.

– Ну ты чего, а? Подумаешь, игрушки! Не такие уж они плохие. Да дети будут рады любому подарку! И куда им так много? Мы сейчас поднимемся ко мне – я тебе покажу, что там есть…

Алёна оперлась локтями о спинку дивана и прижала ладони к лицу. Беззвучный плач перерос в рыдания. Егор по-настоящему испугался. Он не мог найти слов, поэтому осторожно положил Алёне на спину свою ладонь.

– Я, наверное, что-то не то сказал, ты прости. Вообще прости, что всю эту кашу заварил. Но мы вместе точно что-нибудь придумаем! Ну серьёзно, ты ж ещё не видела, что у меня есть! Я не очень умею успокаивать. Если честно, я вообще этого никогда не делал. Но мне просто очень хочется, чтобы ты перестала плакать!

Егор решился взять Алёну за плечи и посадить на диван. Он так волновался, что сам оставался стоять. Наконец она оторвала руки от лица. Оно было красным, заплаканным и почему-то… повзрослевшим.

– Я так устала.

Её первые слова. Он боялся спугнуть их и поэтому спросил тихо, вполголоса:

– От чего?

– От того, что я неудачница.

– С чего ты это взяла?

– Вот и Ольга спрашивала меня об этом.

– Кто такая Ольга?

– Моя подруга.

– И что ты ей ответила?

– Неважно. Просто это так. И не нужно врать себе. Не нужно заниматься тем, что у тебя не получается.

Егор очень осторожно подбирал слова:

– А что у тебя не получается? Можешь сказать?

– Всё.

– Например?

– Например, разносить подарки детям.

– То есть?

– Эти подарки… Они не для моих братьев и сестёр. Они для других детей. Для детей, которые живут в этом городе и которых я никогда не видела, – неожиданно для себя призналась Алёна.

– Это как?

– Вот так. Я должна была подарить их на Новый год.

– Это какая-то благотворительность? – уточнил Егор.

Алёна пожала плечами:

– Вроде того.

– А ты можешь подарить их в другой день?

– Нет.

– И что будет, если ты не подаришь их сегодня?

– Меня выгонят из школы.

Егор мало что понимал, но боялся, что Алёна опять расплачется.

– А школа-то тут при чём?

– При всём!

– Слушай, объясни толком, а? У вас в школе такие благотворительные акции?

– Да.

– А почему нельзя подарить другие подарки?

– Потому что дети хотели именно эти!

Алёна откинулась на спинку дивана и уставилась в потолок. Егор осторожно сел рядом. Глянул искоса:

– А откуда ты знаешь, что они хотели?

– Они сами об этом писали. Мы их… опрашивали.

– И у тебя прямо есть список?

– Есть.

– Можно посмотреть?

– Там, в левом кармане, – безучастно махнула рукой Алёна.

Егор читал описания подарков, сдвинув брови и сжав губы в узкую полоску. Наконец в его глазах блеснул огонёк радости, и, облегчённо выдохнув, он схватил Алёну за запястье и потащил к лестнице.

– Куда ты?

– Сейчас узнаешь! Ничего особенного в твоём списке нет. Не, кое над чем голову поломать, конечно, придётся. Но время ещё есть.

– Не надо. Я сейчас свяжусь со своей школой и всё объясню…

– Да погоди ты, успеешь! Надо же попытаться хоть что-то сделать. Список, конечно, забавный. Как будто малышня просит подарки у Деда Мороза.

Хорошо, что лицо у Алёны и без того было красным и Егор не заметил, как румянец залил её щёки. Они одолели последние ступеньки массивной витой лестницы, и Егор зашагал к комнатке в конце коридора.

– Ну вот, пришли.

В нос ударил запах дерева и свежей краски.

– Готова?

Зажёгся свет. Алёна в изумлении воскликнула:

– Это всё твоё?

Маленькая и тесная комнатушка была самой настоящей мастерской художника, до отказу забитой инструментами, схемами, чертежами, карандашами, стружкой, заготовками и игрушками. Особенно Алёну поразил театр, сложенный в виде сундучка. Егор ловко вытащил из-под козырька над сценой маленьких кукол-марионеток. Он управлял ими так искусно, что казалось, будто они двигаются с помощью колдовства, а не пальцев. Деревянные человечки в зрительном зале хлопали и елозили в креслах. Когда Егор воскликнул «Занавес!», бордовые бархатные шторы пришли в движение, а человечки, рукоплеща, вскочили со своих мест.

– Слушай, какой класс! Я ещё не видела ничего подобного! Нет, конечно, видела, но это было… Понимаешь, ты сделал это сам, безо всяких волшебных секретов. Ты был бы самым талантливым подмастерьем…

Алёна осеклась. И как можно сморозить такое постороннему человеку? Но, к счастью, Егор понял её слова по-своему.

– Конечно сам. Хотя, знаешь, от парочки «волшебных секретов» я бы не отказался, а то с этим залом столько провозился! Если ещё раз возьмусь за театр, добавлю смену декораций по типу работы занавеса. Чтобы на определённых словах появлялся другой фон.

– А в этот театр нельзя добавить такой механизм?

– Этот мы отдадим ребёнку из твоего списка.

– Ты что, ни в коем случае! – заспорила Алёна. – Это ведь твоя работа, ещё и неоконченная! У тебя столько братьев и сестёр. Я не могу так обкрадывать тебя!

Егор ухмыльнулся:

– Но я-то ведь тебя обокрал!

– И твои игрушки оказались намного лучше тех, что лежали у меня в мешке!

– Ну не скажи, до уровня мастера, который сделал ту подзорную трубу, мне ещё далеко… В ней можно увидеть любой уголок Земли!

Как бы Алёна хотела объяснить ему, что делать такие игрушки под силу только волшебникам самого высокого класса! Как бы хотела рассказать, что такие мальчишки, как он, многие годы учатся этому в крыле Фабрики грёз! И почему только его не нашли? Как пропустили такой талант? Алёна твёрдо решила: как бы ни сложилась её судьба, она постарается сделать всё, чтобы о Егоре узнали в Школе снегурочек.

– Я уверена, что у тебя ещё всё впереди. Ты правда очень талантливый!

Егор вдруг погрустнел:

– Гордей так не считает.

– Почему тебе так важно его мнение?

– Как бы тебе объяснить… Понимаешь, я ведь пошёл к нему не только ради подарков ребятам на Новый год… Я пошёл к нему… – Егор взъерошил волосы и прорычал что-то невнятное. – Слушай, это очень личное! Я даже бабушке Хадне не рассказывал.

– Если не хочешь, можешь не говорить.

Егор на секунду задумался. История с Гордеем давно тяготила его. К тому же Алёна подкупила Егора своей искренностью. Да и кто знает, увидятся ли они ещё когда-нибудь… Иногда с посторонним человеком поделиться проще.

– Нет, я хочу. Хочу. Только обещай – никому.

– Обещаю.

– Это произошло чуть больше месяца назад. Точнее, не так. Я хотел устроиться к Гордею ещё летом, на каникулах. Понимаешь, то, что он делает… Это ж и вправду какое-то волшебство! Я хотел, чтобы он меня научил. Вот дурак! Я всё время ошивался у его мастерской – ноль внимания. Честное слово, я уже совсем отчаялся. Но в начале осени он вдруг сам подошёл ко мне и предложил поработать. Типа у него не хватает времени наводить в мастерской порядок. Ну, я назвал своё условие – мешок игрушек. На том и порешили.

И какой же я был осёл! Я даже в самой мастерской ни разу не побывал! Как-то попробовал сунуться туда, а он на меня так наорал… Я хотел объяснить, а он только сказал: «В нашем деле нельзя торопиться. Если не постигнешь азы, никогда не продвинешься в истинном мастерстве». Это был единственный урок за три месяца работы у Гордея. Смешно, но те его слова… они вдохновили меня. Потому что он сказал «наше дело». Наше! Теперь я понимаю, каким кретином тогда был… Но в тот момент я уже представлял себя его правой рукой, продолжателем дела! И вот однажды… я решился. В конце ноября я принёс ему одну вещь… которую сам сделал… я хотел узнать его мнение. Бабушка Хадне, ребята – они хорошие, но восхищаются абсолютно каждой моей побрякушкой. А мне требовалось мнение профессионала, человека, на которого я хочу равняться. Я отнёс ему, и он сказал…

– Он сказал?..

– Он едва окинул взглядом… И так осторожно провёл рукой, как будто боялся подцепить какую-нибудь заразу… Он сказал только одно слово…

– Какое слово?

– «Бездарно». И всё, больше ни звука. Развернулся и пошёл в свою мастерскую. А я, как дурак, остался стоять со своей ерундовиной. Что случилось потом, ты знаешь.

Егор был очень бледен и взволнован. Глаза горели нездоровым блеском. Алёна поняла –