Всё стало вдруг как-то проще и яснее, и Алёна с удовольствием макнула кусок мягкого хлеба в морошковое варенье.

– Намнюла’ пирибэй нодяко нэвы’![2] – сказала она.

– Арка вада. Пэдаван нимдяр ӈамгэ?[3] – спросила её бабушка Хадне.

– Алёна.

– Пыдар’ ненэця вадавна сававна лаханан, школахана тикы вадам’ тохласан?[4]

– Нинэй, мань ненэця понгана вадым’[5].

– Саболь’? Ханзер тарем’ несь мян’ на’?[6]

– Может быть, хватит?!

Сказать, что Егор удивился, – ничего не сказать. Он просто опешил, когда эта бледная девочка не то с русыми, не то с рыжими волосами ответила бабушке Хадне на ненецком. Из всех произнесённых слов Егор понял только одно – Алёна.

У него не укладывалось в голове, как Алёна может говорить по-ненецки. С бабушкой Хадне всё ясно: широкое плоское лицо, узкие глаза, маленький нос… Но в этой девочке – ничего от северного народа. Ну у какой ненки встретишь такие глазищи?

– Ай-ай, что так горячишься? Чайку себе лучше подлей. Глянь, пар какой валит, так и хочется чашечку с вами выпить!

Самовар зажурчал, и Алёна представила, как слонёнок выплёскивает из хобота воду.

– Прежде чем кулаками махать, нужно сперва чаю попить, поговорить, человека узнать – может, в драку тогда охоты лезть не будет. Так твои родители – ненцы?

– Да. Они взяли меня к себе совсем маленькой, так что я не помню своих настоящих родителей…

Алёна осторожно глянула на Егора. Тот вдруг стал каким-то серьёзным и даже взрослым. Одна щека оставалась красной. Алёна со стыдом узнала след своей ладони.

Бабушка Хадне смачно отхлебнула из своей чашки.

– Беды в этом никакой нет. Видела ты семью нашу? Все мы родные, хоть и не по крови. А здесь в гостях ты?

– Да… у тёти.

– Господи помилуй! Что твоя тётя скажет, когда узнает, как тебя в доме бабушки Хадне приняли, ай-ай-ай!

– Я сама виновата… Я первая…

– Нет, бабушка, это я виноват. Я взял мешок.

– Что за мешок? У кого взял?

– У Алёны. Я взял мешок, потому что думал, что он не её, а Гордея…

– Голова кругом, господи помилуй! По порядку рассказывай.

Егор с жаром затараторил:

– Ты же знаешь, что я всю осень работал в лавке Гордея! Хотел к Новому году получить его игрушки на подарки ребятам. А он вышвырнул меня, назвал вором, хотя – честное слово! – я тогда ничего не брал! Но после этого вранья я решил и правда обокрасть его. Как-то раз я мельком увидел в лавке девочку, она перебирала игрушки. Я подумал, что это новая помощница Гордея. И ужасно разозлился! Мне было обидно, потому что я три месяца каждый день сдувал пылинки с этих гадких игрушек и не получил ничего, а кто-то вот так спокойно их рассматривал! Я знал, что под Новый год Гордей всегда уезжает на ярмарку мастеров… Я сам помогал ему паковать мешки и коробки! Но дни шли, а он почему-то не уезжал… И тут я увидел на улице большие сани, а внутри лавки – опять девочку! Я решил, что это всё та же помощница Гордея. Они выбирали игрушки. В санях лежал толстый мешок, и я подумал, что пора. Я схватил этот мешок и побежал со всех ног, Алёна не смогла меня догнать… Дома я раздарил всё нашим ребятам, и надо было видеть их лица, такие радостные! Потом я вспомнил, что ты просила принести побольше дров, ведь сегодня Новый год. Я оделся и вышел на улицу, точнее открыл дверь, чтобы выйти, но на меня набросилась Алёна… Что было дальше, ты знаешь.

– Ай-ай-ай, какой же глупый ты, внук мой. Знаю, что Гордей тебя обидел, не по-людски поступил, но кто же на зло злом отвечает? Вот ты за месть свою и поплатился сам. Тебе уроком будет!

Егор окончательно сник и не смел поднять на Алёну своих зелёных глаз.

– А ты почему кричала, что его ненавидишь? Нехорошее чувство это – ненависть. Негоже добрым людям его испытывать. За драку не ругаю – сам виноват, но слово кулаков сильнее. Слово может поранить, а может и вылечить.

Алёна почувствовала, как краска заливает её щёки.

– Ты кому подарки везла? Детям тёткиным?

– Да… У неё их четверо. И ещё моя семья должна приехать, братья…

– Ай-ай-ай, ну ничего. Внукам всё объясню. Я для них пирогов напекла, они друг другу открытки делали. Праздник от нас никуда не денется.

– Нет, я не хочу отбирать у детей подарки! Это… это неправильно. Я должна их дарить, понимаете?

– Ну-ну, зачем так переживаешь? Не хочешь – не будем. Придумаем что-нибудь. Ай-ай, варенья-то у нас совсем не осталось, а чайку охота. Схожу-ка в погреб, а вы тут пока посидите.

Бабушка Хадне проворно вскочила со стула и исчезла за дверной занавеской.

– Она всегда так неожиданно уходит?

– Да.

Егор размешивал чай, и только лёгкий стук ложки нарушал тишину. Алёна осторожно взглянула на недавнего врага. У него сморщилось лицо, а в глазах под густыми чёрными ресницами сверкали слёзы. Видно, Егор сдерживал их изо всех сил. Алёне стало его жалко. Что-то зрело между ними, как будто вся кухня превратилась в тепловой купол, который приближался к земле. И тут… он взорвался.

– Прости!

– Прости!

Они сказали это разом – и обоим стало легче. Алёна наконец-то вдохнула полной грудью, и краска стыда сошла с её лица. Егор смахнул со щёк слёзы. Оба вспомнили слова бабушки Хадне: «Слово может поранить, а может и вылечить».

– Я был неправ. Я всё не так понял. Я не хотел воровать твои подарки!

– Я тоже хороша: набросилась на тебя, как кошка. Прости за эту ссадину на щеке!

– Пустяки. Я вообще не должен был поднимать руку на девочку.

– Ну, тогда тебе совсем бы не поздоровилось…

– Лупила ты меня славно!

И ребята тихонько посмеялись.

– Как же нам теперь быть? – спросил Егор.

– Не знаю… Понимаешь, я не могу оставить детей без подарков, но и отнять их у этих малышей…

– Давай пойдём ко мне в комнату. Я мастерю там разные штуки. Может, найдём что-нибудь подходящее?

– Нет, ты не понял. Мне нужны именно те подарки, которые были в мешке… И много!

– Ну, двенадцать подарков мы найдём.

– Почему двенадцать?

– А сколько тебе нужно?

– В мешке было двадцать три…

Егор присвистнул:

– Ничего себе, запросы у твоей ребятни! Но, честно, в мешке лежало ровно двенадцать подарков и ещё какая-то исписанная тетрадь – я не стал читать.

– Как? Как двенадцать?!

– Вот так. Моим старшим подарков не хватило.

– Не может быть! Куда же делись остальные?

– Не знаю. Себе я ничего не брал – клянусь. Да хочешь, иди сама посмотри. Перед сном все оставляют игрушки в гостиной.

Глава XIV. Посторонние люди

Алёна вертела в руках один подарок за другим. Под ногами будто разверзлась пропасть – ничего, ничего из этого не лежало в её мешке! Только кукла с грузовиком… Ещё эти альбомы и карандаши… И подзорная труба… Но остальное оказалось дешёвой подделкой. Мастера Фабрики грёз просто не могли сделать вместо книги с живыми картинками, где зверята по-настоящему рычали и царапали страницы, самую обыкновенную энциклопедию животных! От одного слова «энциклопедия» на обложке Алёну затошнило.

– Ну что там? Не то?

– Сам не видишь?

– Вижу.

– И как ты мог спутать это с работами Гордея?

– Да я и разглядеть толком ничего не успел, только то, что сверху лежало, а потом ребята налетели, и всё!

– Это конец.

Егор смотрел на Алёну с лёгким недоумением. Конечно, большая часть игрушек и в подмётки не годилась шедеврам Гордея, но зачем же так расстраиваться? Её братьям и сёстрам вполне хватит того, что он заготовил для своих. Ну вот ещё, только слёз не хватало! Егор терпеть не мог девчачьи капризы – надутые губы, всхлипы и нарочитые рыдания.

Однако эта девочка плакала по-другому. Её тонкие губы затряслись, длинные рыжие ресницы вздрогнули, и из глаз выкатились две крупные слезы. Потом ещё и ещё. Целые потоки солёного дождя. И всё бесшумно. Она ни разу не взглянула на него. Не состроила жалобную гримасу, не попросила утешить. Даже не закрыла лицо