— Но только после венчания.
— Тогда не будем тянуть, — решил священник, графин перед которым к этому времени уже опустел, зато появилось желание куда-то идти. — По дороге к храму определитесь с решением и вы, и я.
Шел он быстро, но мы бы рядом с ним успевали, не напрягаясь, если бы не необходимость переговорить с Натальей.
— Мне кажется, он меня узнал, — еле слышно шепнула она. — К отцу Тихону часто приезжали другие священники. И отец Поликарп — точно один из них.
Честно говоря, после ее слов тревожащий меня момент сразу нашел свое объяснение.
— А я уже начал беспокоиться, почему он так упорно пытается всучить подозрительной паре сиротку. А он решил пристроить ее в княжескую семью. Главное, чтобы он нас обвенчал, а не отправил сообщение твоей семье. А он, похоже, это сделает, если мы не заберем его подопечную. Нас, конечно, нагло шантажируют, но, мне кажется, это неплохой вариант, — намекнул я. — Горничную все равно пришлось бы искать.
— До сих пор я прекрасно без нее обходилась.
— До сих пор ты не была замужем. Или тебя пугает, что девочка страшненькая после оспы? Станешь целительницей — исправишь.
— Машка ее непременно будет оскорблять, — поморщилась она. — Скажет: какая хозяйка — такая и прислуга.
— А не наплевать ли, что будет говорить твоя сестра? Нам с ней не жить. А эта девочка точно не связана с Куликовыми, что для нас принципиально.
— Они могут с ней договориться, и она будет доносить.
— Как вариант, — вынужденно признал я. — Тогда берем при условии клятвы верности лично тебе? А если от клятвы отказывается, то садимся на снегоход и едем дальше?
— Сначала девочку вообще надо увидеть, — ответила Наталья. — Отец Поликарп может жаждать от нее избавиться по разным причинам.
Время стремительно утекало, и все же я был вынужден признать правоту супруги: впускать в свою жизнь абы кого мы права не имели, что я и пояснил священнику, когда мы дошли до храма, после чего он сразу развернулся к приюту и вызвал расхваленную им девочку. Было Прасковье на вскидку лет четырнадцать-пятнадцать, а незначительные оспины хотя и были хорошо заметны, не слишком портили ее миловидное лицо. Руки у нее были трудовые — с мозолями и коротко остриженными ногтями, а одежда старенькая, но чистая. Смущалась она нас так, что глаз не поднимала, а монахиня, которая вышла с ней, расхваливала и старательность, и аккуратность, и желание учиться. Что еще нужно было спрашивать у прислуги, я не знал, и хотя Наталья задала пару вопросов, мне казалось, что она тоже в замешательстве, поскольку это первая нанимаемая ею особа.
Наконец, все замолчали. Я повернулся к Наталье, она неохотно кивнула, предоставляя мне право договариваться. Идея обзавестись столь неказистой личной горничной ее не радовала, но девушка понимала, что откажи мы — откажет нам и священник. И не просто откажет, а может связаться с родителями, и тогда нас перехватят в другом городе.
— Если она согласится на клятву верности моей супруге — возьмем, — решил я. — Но на наше транспортное средство она не поместится и вам надо будет отправить ее в Дугарск. У меня там остальные домочадцы. В Тверзани ей делать пока нечего. Там пустой нежилой город, и мы скоро оттуда уедем. Сразу, как только завершим дела. Итак, мы жертвуем вашему приюту сумму в конверте, который вы уже взяли, и берем на работу вашу протеже. Последнее — после венчания.
— Приют у нас не слишком богатый, — намекнул отец Поликарп на мое обещание добавить в конверт еще немного.
— Я тоже. На богоугодное дело могу выделить еще сто рублей, не больше. Нам нужно будет еще выплатить аванс вашей девочке и оплатить ей дорогу, — теперь уже я намекал на делающееся одолжение собеседнику.
— Мы ее отправим сами. Я лично отвезу в Дугарск, чтобы посмотреть, где она будет жить. Все же личная клятва — это вам не шутки, молодые люди.
— Если Прасковья согласится ее дать.
— Согласится, — с нажимом сказал священник, посмотрев на подопечную.
Та ничего не ответила, лишь ниже опустила голову, хотя мне казалось чуть раньше, что ниже уже невозможно.
— Тогда приступим к венчанию, — предложил я.
Само действие заняло немного времени, больше ушло на поиск свидетелей, которых привела монахиня. Наталья оказалась права только наполовину: священник узнал не только ее, но и меня, хотя я был уверен, что его раньше не видел, но в книге наши фамилии и имена значились без малейшей ошибки. Я вручил отцу Поликарпу обещанные сто рублей и записку для Прохорова, в которой просил девочку принять и разместить, если я приеду позже, чем ее привезут. Личную клятву Наталье она дала, так что я посчитал, что с этой стороны мы хотя бы подстраховались.
А еще я сделал вывод по межкняжеской раскладке: Куликовы с Волковыми не ладили, иначе подконтрольный Волковым священник никогда не рискнул бы проводить бракосочетание княжны с левым мутным типом, пусть он и рассказывает сказки про божьего помощника.
После чего мы попрощались с отцом Поликарпом, шугнули мальчишек от снегохода и рванули… Нет, не на выезд из города, а на почту, потому что я решил отправить письмо отчиму. Не столько для подстраховки, сколько для того, чтобы маменька потом мне не пеняла, что я не сообщил ей о столь важном шаге. Поскольку отправка шла почтой магической, письмо родственники получат уже завтра, а вскоре должен приехать курьер от отчима, потому как я намекнул, что мне есть что передать.
По дороге нам попалась лавка с дамской одеждой, и я предложил супруге быстро купить нужные ей вещи, пока я отправляю письмо, и вручил пачку банкнот на это дело.
— Ты столько тратишь. Откуда у тебя деньги?
— Все, что нас не убивает, делает нас богаче, — усмехнулся я, вспомнив о тех, кто положил основу моему благосостоянию. — Не волнуйся, меня твои покупки не разорят. Покупай что нужно. Ограничение только по времени.
— Мне ничего не нужно.
— А если твоя семья не передаст твои вещи? Возьми, чтобы хотя бы смена была. Критично только время, не деньги. Сразу после отправки письма выезжаем.
На почте пришлось задержаться, потому что долго не срабатывал артефакт, а оставлять письмо, не зная, уйдет оно или нет, я не рискнул. Так что, когда