— Стой!

— Я не враг тебе, альмаут, — коверкая слова сказал цтек. — То, что должно было случиться, случилось. Вот и все.

Превратился в орла и поднялся в небо.

* * *

Патера была для Эрика домом. На знакомых улочках во время дождя он, набирая обувью воду, скакал по лужам. В засуху вдыхал привычно-пыльный, режущий ноздри воздух. Засыпал в одном и том же месте, в комнате на втором этаже, где каждый угол был изучен тысячи раз. Просыпался там же, радуясь падающим на стену разноцветным бликам от вазы, стоявшей на подоконнике.

Это время закончилось, закончилось навсегда. К нему уже не вернуться, как не вернуть прожитый день или съеденный завтрак. Возможно, его жизнь не была такой уж счастливой и беззаботной, но это была его жизнь. И в одночасье ее не стало.

Как не стало отца. При мысли о нем слезы текли ручьем, и мальчик не мог поверить в то, что никогда больше не услышит знакомого голоса. Не почувствует сильную руку на плече. Не прижмется головой к широкой груди. Резкая, невыносимая боль терзала Эрика изнутри. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного.

Рядом шла уставшая, понурая мать. С отцом они прожили много лет. Может быть, не все у них было ладно, но они были семьей. Делили хлеб и воду. Растили детей. Строили общие планы.

Мия замкнулась в себе. Печатала шаг и смотрела только под ноги. Да и что интересного можно увидеть вокруг? Боль и страдания отчаявшейся группы беглецов?

Бьёрг казалась невозмутимой. Но Эрик не верил этой невозмутимости. Девочку выдавал блеск глаз, чуть более влажных, чем обычно, и плотно сведенные безжизненные губы.

Впереди их ждала новая жизнь. И было совершенно непонятно, какой она будет.

На опушке леса беглецы остановились. Обернулись назад, чтобы попрощаться с Патерой. Башня Чаши отсюда уже не выглядела такой огромной. Воздух нагрелся, очертания плыли и, казалось, будто Башня дрожит. Эрику почудилось, что он слышит ее еле заметный гул, такой же, как несколько дней назад. Воображение разыгралось, и под ногами вздрогнула земля. Он ойкнул и понял, что все вокруг застыли в испуге.

— Началось, — тихо сказала Бьёрг.

По ее щеке текла слеза.

* * *

Лули знала, что это произойдет.

Башня Жезла умирала. Медленно. Мучительно. Содрогались внутри древние механизмы. Рушились связи энергии. Боль пробегала от основания до самой вершины. Замедлялось железное сердце, тысячелетиями гонявшее между камней созданий, поддерживавших целостность системы. Таких маленьких, что их невозможно было бы разглядеть глазами.

Она чувствовала всех вместе и каждого по отдельности. Они стонали и плакали, ощущая приближение неизбежного. Приближение финала, за которым для них больше не будет ничего. Только полная и безоговорочная смерть. Конец их времени. Они не умели продлить свой род, не умели запечатлеть себя в веках. Они были созданы богами с единственной целью — поддерживать жизнь в Башне. В Башне, дни которой уже на исходе.

Остановилось дыхание. Потоки горячего, смешанного с копотью воздуха, нагнетаемого где-то в глубинах огромными устройствами, сужавшимися и расширявшимися сотни миллиардов раз, остановились. В жерле замер густым облаком последний протяжный выдох.

Перестали подавать сигналы сложные конструкции, управлявшие отдельными частями структуры. Вместо Порядка воцарился Хаос. Со скрежетом сталкивались между собой элементы, продолжавшие бессмысленную работу. От этих столкновений расшатывались внутренние опоры. Вслед за ними пришла в движение каменная оболочка, начавшая трещать и выдавливать массивные валуны. Убийственным водопадом раздробленные камни полетели вниз, погребая под собой целые кварталы. Боль Башни смешалась с болью жителей Кадуция и разнеслась окрест стоном и дрожью самой земли.

Лули завыла, прижимаясь к ногам Возлюбленного.

* * *

Сильный удар сбил Амаля с ног. Земля заходила ходуном, а со стороны города раздался оглушительный грохот, словно тысячи хайманов топтали мостовые Факса. В глазах потемнело, спина отозвалась резкой болью. На какое-то время он, кажется, потерял связь с реальностью.

— Амаль, — прозвучало над ним. — Вставай, надо убираться отсюда.

Авал открыл глаза. Над ним возвышался Башир. Великан протянул руку, предлагая помощь. Амаль поднялся, чувствуя, как тело сопротивляется любому движению. Огляделся. Поле усеяно трупами, кое-где ходят в растерянности воины: легионеры, деканы, караванщики.

— Что это было?

— Башня, авал. Башни Факела больше нет.

Амаль взглянул на город. На месте Башни темнела Завеса.

— «Падут Колонны Неба под плач из аль-Джами», — продекларировал он. Снова посмотрел по сторонам. Кое-кто, кажется, начал браться за оружие. — Собирай всех, живо. Хватайте коней, это наш единственный шанс добраться живыми до Пустыни.

Башир побежал выполнять приказ. Около ног Амаля застонала Амани. Он склонился над ней, пытаясь понять все ли в порядке.

— Ты как?

Девушка ничего не ответила. Глаза были пустыми, словно пересохший оазис, в котором закончилась жизнь. Амаль осторожно поднял ее и усадил перед собой в седло ближайшей лошади. Огляделся по сторонам. Около десятка караванщиков уже были верхом. Подъехал Башир:

— Пора, авал.

— Так мало?

— Больше никто не отзывается. Раненых собрали. Многих не нашли. Гасика — в том числе.

— Мы не можем так уехать. Ищите еще.

— Амаль…

— Духи Пустыни, Башир! Мы не можем их бросить!

— Легионеры приходят в себя. Их больше. Десять к одному. Здесь начнется резня. Мы можем остаться и погибнуть или уехать и спастись. Ты в ответе не только за тех, кого мы не можем найти, но и за тех, кто прямо сейчас ждет твоего приказа.

Амаль зарычал:

— Тогда убирайтесь!

— Амаль… Они скорее всего мертвы. Я видел, как падал Гасик и другие… Ты ничего не изменишь, только погубишь себя. Всех нас, потому что никто никуда без тебя не поедет. Все хотят найти друзей. Всем больно, слышишь. Ты в ответе за живых. Мертвые справятся сами!

Амаль сжал зубы, не зная, что возразить.