что они меня опередят. А потом я отыскал карту, и все внимание посвятил ее изучению, но все же продолжал при случае приглядывать за соперниками.
— И что, углядели что-нибудь важное? — спросил Ларс.
— Вскоре Амундсен погиб, а барон погрузился в уныние. Целыми днями сидел в «Гусе» и пил. Мать его несколько приструнила, но тут они начали тяжбу с Альдбро и, видимо, Свейну Дальвейгу сделалось не до поисков. До нынешней весны, по крайней мере.
— И вы поладили? — удивился Кнуд Йерде.
— Вполне. Барон при всем своем снобизме честен в ведении дел. У меня была расшифрованная карта и ценные сведения, у него — человек, который помог преодолеть мороки и замести следы. Мы заранее договорились, как разделим клад, и договор свой выполнили в точности…
— Человек⁈ — поразился Кнуд Йерде. — Следы заметал человек⁈ Не альв или другой представитель той стороны? Вы уверены, Эсбен?
— Нет, — сознался бакалавр. — Я ведь его почти не видел. Барон привел его с собой, уже ночью, и в тумане лица было не разглядеть. Я запомнил темный плащ, полностью скрывавший фигуру, и более ничего. Он не сказал ни слова, лишь молча выполнил приказы Дальвейга…
— Тогда скорее всего и впрямь человек, — пробормотал Кнуд Йерде. — Народ очень обидчив и откликается на просьбы, но никак не на приказы. Что именно он делал?
— Не знаю. Он жестами велел мне и барону держаться подальше. Кажется, я слышал странные звуки: такие зловещие, заунывные… Вскоре туман разошелся, и мы довольно быстро отыскали тайную тропку, ну, а потом…
Он замолчал, закусил губу.
— Все случилось, когда я был почти у дома. Мы разделили добычу, и я взял свою часть в котле. Погрузил на лошадь. Я шел медленно и все оглядывался: мне казалось, будто за мной следят. А у околицы они напали и отобрали котел… Я даже не видел, кто — представляете? Просто слышал, как смеются два голоса… Глупо. Я ведь так надеялся, и все в одночасье…
— Если вас это утешит, — проговорил Кнуд Йерде. — Те, кто отобрал ваш клад, так же не смогли воспользоваться украденными плодами. Все должно вернуться на круги своя.
— Да, — уныло ответил Эсбен Мерк. — Наверно. Но что мне теперь делать?
— Без понятия. Свои новые цели найдете только вы. Но что бы вы не делали, Эсбен, никогда, слышите вы, никогда больше не смешивайте вино с акевитом. Это невыносимо.
И Кнуд Йерде согнулся, словно от желудочного спазма.
Уже стоя на пороге, Ларс обернулся. Эсбен Мерк, трезвый и взъерошенный, сидел на диване, сгорбившись и глядя на беспорядок и разбитую раму.
— Чуть не забыл! Скажи, приятель, а для чего тебе понадобились пули?
— Пули? — простонал Кнуд Йерде. Он в этот момент очень медленно и сосредоточенно продвигался по стенке к дверям.
— Пули, — подтвердил Ларс. — Серебряные. Те, что ты держишь в кладовке.
— А-а, те пули, — безразлично протянул учитель. — Это я пробовал против мороков на пустоши. А вы откуда…
— Ну и как, помогает?
— Не очень, — признался Мерк. — Говорят, серебро убивает оборотней и прочую нечисть из плоти и крови, но на мороки оно не действует. Проверено.
— Надо запомнить. Бывай, приятель.
Они медленно тащились деревенской окраиной. Кнуд Йерде практически висел на ленсмане, стремительно утратив способность к самостоятельному передвижению. Вид у него был, как у заправского пьянчуги, однако говорил и мыслил он пока еще довольно здраво.
— Могли бы предупредить, — ворчал Ларс. — Я покрепче, я бы и выпил это ваше зелье…
— А как бы я вас тащил, спрашивается, — со стоном ответил музыкант. — Как же мне дурно-то… просто невероятно дурно…
— Ничего, сейчас до дома доберемся. Отлежитесь, кофе выпьете.
Утешение возымело противоположный эффект. Кнуд Йерде резко остановился и отцепился от ленсмана, словно баржа от буксира.
— Вы с ума сошли⁈ Дома Лив! Как можно в таком виде?
— Вы же не пьяный, — уверил Ларс, но Кнуд Йерде, покачиваясь, облокотился на изгородь, явно намереваясь остаться ночевать под забором.
— Тогда к Тильсенам, — решил Ларс, вытаскивая непокорную баржу из крапивы и принимая обратно на буксир.
Там, конечно, ждала Эдна, и ленсман сомневался, что она обрадуется, увидев брата в таком состоянии, но выберем меньшее зло, как говорится.
Желтый фонарь горел над крыльцом дома Тильсенов. Ночные мотыльки вились вокруг, тычась в стекло, и Снорри Прищур, куривший трубочку на ступеньке, напоминал идола, вырезанного из дубового бревна и поставленного отпугивать нечистую силу — столь бесстрастным и неподвижным было лицо старика. Когда ленсман вынырнул из темноты, таща за собой Кнуда Йерде, Снорри степенно кивнул и с интересом уставился на музыканта.
— Просыпаются, — доложил он. — Фру Астрид уже и один ребятенок. Ничего не помнят, кроме как чай пили и как Бьярне сказал, что не будет жениться… Тетка причитает: Бьярне-то исчез. Но она сонная еще, не оклемалась до конца.
Кнуд Йерде поднял голову, щурясь на свет фонаря.
— В конюшню, — с усилием скомандовал он. — Меня — в конюшню.
— Это где ж вы, господин скьольдинг, так успели нарезаться? — участливо спросил Снорри.
— Где надо, — ответил Ларс. — Слушай, Снорри. Передай фру Астрид: жив ее сынок, здоров. Счастлив. Прощения просит. Чуть позже я зайду и все объясню. И позови сюда госпожу Геллерт да побыстрее и без шума.
— Будет сделано, — Прищур выпустил из трубочки колечко дыма и отправился в дом.
Шальной мотылек врезался Ларсу в лоб, отпрянул. Трепещущие крылья понесли его навстречу горячему стеклу фонаря. Ленсман сгреб своего норовящего осесть наземь спутника и потащил в конюшню — прятать от чужого взора.
Ночь заканчивалась.
Глава 21
Поиски
— Барон в отъезде, в городе, — лакей произнес слова так надменно, будто замещал молодого Дальвейга в роли господина усадьбы, если не в титуле. Он смотрел прямо в лицо Ларсу, и ленсман подозревал, что слуга категорически не одобряет щетинистые щеки и мятый мундир.
— А баронесса? — спросила Эдна Геллерт.
Слуга вздернул нос выше и сделал вид, что не расслышал. В Сосновом Утесе Кнуд Йерде и члены его семьи были персоной, как это… и не вспомнить, иностранное слово больно мудреное. Короче, персонами нежелательными.
— Что баронесса? —