Но с того момента, как красную, сморщенную, отчаянно кричащую Дашку положили мне на грудь, меня захлестнуло такой сильной, такой бесконечно огромной любовью, что я расплакалась. Так мы с ней вдвоем и ревели, пока она не присосалась к моей груди и не успокоилась.

— Теперь я еще больше не понимаю маму, — сказала я как-то Нюте, когда она качала на руках совсем маленькую Дашу. — Как можно не считать, что твой ребенок самый лучший? Ну посмотри на нее: она же идеальная!

— Конечно, идеальная, — согласилась Нюта и пощекотала Дашку под пухлым подбородком. — На тебя очень похожа.

— Да? А мне кажется, на Глеба.

— Только когда хмурится. Сразу такой же грозный вид, как у него.

— У Глеба грозный вид? — фыркнула я. — Я тебя умоляю. Он самый добрый человек на свете.

— Твой самый добрый человек на свете едва не выбил челюсть моему мужу, — заметила Нюта.

— Ой, да когда это было? — отмахнулась я. — Они уже нормально общаются.

— Когда? — засмеялась Нюта. — Раз в год? По праздникам?

— Ну надо же с чего-то начинать, — пожала я плечами.

Сестра в чем-то была права. Глеб гораздо больше бесился от Горчакова, чем я ожидала.

А вот с моей стороны негатива было ровно ноль.

Когда я первый раз после нашего некрасивого разрыва увидела Яра, во мне не всколыхнулось никаких эмоций. Всю свою обиду я уже выплакала, а новых претензий к нему не было.

Я абсолютно искренне радовалась на их свадьбе, потому что видела: Нюта с ним счастлива. А я счастлива с другим, так что на этом вопрос можно закрыть.

Мы же взрослые люди.

Хотелось бы так же легко закрыть вопрос с родителями, но тут все до сих пор сложно. Когда Даше был месяц, мама написала мне и позвала нас в гости. Вдвоем, без Глеба.

Я сказала, что приеду только с Глебом и с Нютой. Или пусть она сама к нам приезжает.

Но к нам ее отказался пускать Глеб.

В итоге мы договорились встретиться на нейтральной территории — в каком-то кафе.

Мама держалась холодно, посмотрела на внучку и вскользь заметила, что у нее слишком красные щеки.

— Аллергия? Может, ты ей смесь некачественную даешь?

— Даша на груди.

— Тогда значит, ты сама неправильно питаешься. Смотри, у нее диатез.

— У нее просто румяные щеки после улицы, — резко ответила я. — И я не просила советов.

Мама помолчала, а потом спросила, не планирую ли я вернуться домой. Когда я сказала, что нет, она мне поведала, что папа готов переписать завещание и оставить семейные активы Даше, если я запишу ее как Левинскую.

— Но она Васнецова, — возразила я.

— Даже не Рейнгард? — скривилась мама. — Ты готова записать свою дочь под какой-то невнятной фамилией, которую твой муж взял после тюрьмы?

— Это фамилия его матери. И она не связана для него с плохими воспоминаниями, так что не вижу никакой проблемы.

— Позвони, если передумаешь.

— Не передумаю.

— Ты всегда была упрямой, — вздохнула мама. — А подарки мы хотя бы единственной внучке передавать можем?

— Можете. И видеться тоже можете, но под моим присмотром.

— Я тебя поняла, — сухо сказала мама.

И вот Даше уже почти полтора года, но желания с ней увидеться они до сих пор не изъявили. Хотя подарки в виде денег регулярно отправляют.

— Их не переделаешь, — сказал мне Глеб. — Смирись и забудь.

Легко говорить…

— Я была уверена, что их заставит задуматься история с Горчаковым старшим, — тоскливо проговорила я. — Он порвал с сыном, поменял завещание, а потом один инсульт — и все. Сначала лежал овощем, потом умер в одиночестве. Но нет, родители, наверное, думают, что они вечные.

— Или думают, что ты опомнишься и вернёшься, — предположил Глеб.

— Такого не будет, — твердо сказала я. — Никогда.

— Ты могла бы стать наследницей огромной компании, — вскользь заметил он.

— А зачем? — фыркнула я. — У меня и так есть то, что мне нужно.

И я не врала.

Все, что необходимо для счастья — рядом.

Вот мой сад. Вот мой любимый надежный муж. За моей спиной наш дом, где спит наша любимая дочка, а вечером к нам приедут гости.

Нюта с Яром и еще, наверное, их друзья — Захар Громов со своей женой. Вроде как у Громова есть какое-то деловое предложение к Глебу.

Но это будет вечером, а сейчас…

— Кажется, мы бездарно используем время, пока наш ребенок спит, — шепчу я и провожу языком по шее Глеба. Она солоновато-пряная на вкус, и это сразу бьет по всем рецепторам, заставляя кровь кипеть.

— Согласен, — хрипло говорит Глеб и встает прямо со мной на руках. — Идем, принцесса. У нас есть важные дела в спальне.

— Очень важные, — соглашаюсь я и беззастенчиво прижимаюсь к нему еще ближе. — Я бы даже сказала, срочные.

Он смеется, и этот звук отдается в моей груди, наполняя меня счастьем.

Я люблю Глеба.

Люблю.

Я выбрала его и буду выбирать всегда, каждый день и каждую минуту.

Родители в чем-то были правы: семья действительно важнее всего.

Но не та семья, где тебя унижают и используют. А та, где тебя любят и поддерживают.

У меня такая, к счастью, есть.

И, кстати, в следующем году в нашей семье станет на одного человека больше, но эту новость я приберегу для поездки в наш лесной домик. Мы как раз туда собираемся на выходных.

Будет классно!

Мы нагуляемся по лесу, Даша уснет в своей кроватке, Глеб наколет дров для бани, я выйду к нему из парилки в одном полотенце, сброшу его и, пока он будет на меня пялиться, сообщу, что из-за него мой живот скоро опять станет круглым, а я стану невыносимой.