— Ты все можешь, принцесса, — примиряюще говорит Глеб. — Но все-таки напиши, если что. Я буду неподалеку.
— Ладно, — бормочу я. А потом, помолчав, добавляю: — Спасибо.
Он улыбается и помогает мне выйти из машины. А потом целует — очень уверенно, по-хозяйски, и это каждый раз буквально выбивает у меня почву из-под ног.
Невозможно беситься и раздражаться, когда тебя так целуют.
И, мне кажется, Глеб это отлично понимает.
— Люблю тебя. — Он заправляет прядь волос мне за ухо. — Уверен, что все пройдет хорошо, но если что — пиши.
— Да поняла, я поняла. Тоже тебя люблю. Иди на свою деловую встречу и давай там, не теряйся. Нам нужно много денег, ясно?
— Хочешь частный самолет? — поддразнивает меня Глеб.
— А почему бы и нет?
Я иду к кафе и перед самой дверью, обернувшись, посылаю улыбку своему мужу. Он отвечает мне тем же, и это сразу придает уверенности.
Официантка провожает меня к столику, забронированному на имя Левинской. Тут пока пусто. Нюта не опаздывает — это просто я рано пришла.
Когда я уже сделала заказ, дверь кафе распахивается и забегает моя сестра. Я ее не сразу узнаю, потому что она выглядит… она выглядит иначе.
Нюта в несколько широких шагов оказывается возле нашего столика и замирает. Смотрит на меня и молчит.
— Привет. — Я улыбаюсь, маскируя свою неуверенность за насмешливым тоном. — Что случилось? Первый раз в жизни увидела меня ненакрашенной и никак не можешь оправиться от шока?
— Меня сложно чем-то шокировать. Я тебя видела не только без косметики, но и без трусов, — отзывается Нюта, но лицо у нее все еще растерянное. — Нас когда-то в одной ванной купали, если ты не забыла.
— Это было давно и неправда, — вздыхаю я.
Нормальные сёстры при встрече обнимаются. Но сейчас я сижу, она стоит, и…
Надо было это делать сразу, да? Еще до приветствия?
А теперь как-то странно.
Как будто момент упущен.
— А ты хорошо выглядишь, — говорю я, чтобы чем-то занять паузу, пока Нюта садится за столик. — Тебе идет.
Я не вру: правда идет. И яркий платок, которым небрежно перехвачены темные Нютины кудри, и серьги, похожие на ломаные линии, и обманчиво простой кашемировый свитер известного лондонского бренда.
Но главное — Нюте идет ее новая уверенность в себе.
И если это благодаря Горчакову, то…
Окей, я согласна его считать чуть меньшим мудаком, чем до этого.
— Спасибо. — Нюта розовеет. Она смущена. Все еще не научилась принимать комплименты? — Ты тоже чудесно выглядишь.
— Ой не ври, — отмахиваюсь я совершенно искренне. — Глаза у меня все еще есть, и зеркало тоже.
За последние месяцы я набрала килограммов пять, перестала краситься, потому что кожа начала остро реагировать на любую декоративную косметику, а вдобавок моя и без того немаленькая грудь увеличилась еще на размер. Глеба это привело в восторг, а меня не очень.
В итоге я перестала носить обтягивающие вещи, которые так любила раньше.
Потому что с таким размером груди я в них выгляжу уж слишком вызывающе. Буквально как звезда стриптиз-клуба.
— Я не вру, — спокойно возражает Нюта и смотрит на меня пронизывающим, каким-то профессиональным взглядом. — Ты стала намного красивее, чем я тебя помню. Я бы написала твой портрет. Если ты не против.
Нюта просто фантастически рисует. Забавно, что об этом я узнала только тогда, когда ее взяли в Лондонскую академию. До этого я была уверена, что она целыми днями, запершись в комнате, малюет какую-то фигню.
Оказалось, что не фигню.
Где-то в шкафу так и лежит нарисованный ею портрет меня, у меня рука не поднялась его выкинуть. Я там какая-то феерически красивая. И феерически несчастная.
— Ты сейчас как будто светишься, — медленно говорит Нюта, скользя взглядом по моему лицу. — Я очень рада. Я боялась…
— Боялась, что найдешь меня плачущей по Горчакову? — фыркаю я. — Не дождётся. Было бы по кому плакать. Блин. — Я вдруг понимаю, что вообще-то он ее парень. — Ну в смысле… В смысле тебе он, наверное, подходит…
Кошмар.
Максимальная степень неловкости.
Но Нюта вдруг очень нежно улыбается и говорит:
— Да. Это странно, но Яр мне подходит. И я ему. Кстати, он мне сделал предложение.
Она протягивает мне руку, на которой сверкает кольцо.
Нормальное кольцо.
Значит, Горчаков не бедствует.
Тоже плюс ему в карму.
Не хотелось бы для своей сестры нищенской жизни.
— Согласилась? — спрашиваю я.
— Конечно! Так что я скоро перестану быть Левинской. Буду Горчакова. Ой… — Улыбка сползает с лица Нюты. — Прости, я не подумала, что тебе может быть не очень приятно. Это ведь ты должна была, а не я…
— Забей, — отмахиваюсь я. — Я все равно раньше тебе замуж вышла.
— Что?! — Ее глаза округляются. — Подожди. Леля! Когда?!
— В июле. — Демонстрирую свою руку с кольцом. — Решила, что раз у меня все равно есть запись в ЗАГС, надо ее использовать. Чтобы не пропала.
— Но ты ведь… ты ведь не вышла за отца Яра?! Мы бы знали!
Официант подходит к нашему столику, ставит на него травяной чай, тарелку с огромным стейком, жареной картошкой и острым соусом. А потом еще миску с салатом и десерт.
— Давай я сначала поем, — говорю я, жадно вдыхая аромат еды. — А потом все тебе расскажу. Ты пока тоже что-нибудь себе закажи.
— Да я не голодная, — растерянно отзывается Нюта.
— А я — очень.
Пока Нюта пьет кофе, я расправляюсь со стейком. И, переключившись на салат, начинаю рассказывать.
Про родителей.
Про тот бокал шампанского в ЗАГСе.
Про бородатого мужика.
Про заблокированные карты.
Про дом в лесу.
Про Джека.
И еще много про что.
Когда я заканчиваю свою историю, Нюта опять хлюпает носом.
Все-таки у нее слишком тонкая душевная организация.