и тяжелое горе вызывают приступ тошноты, и я закрываю глаза.
Надо будет его мелкой звякнуть. Давно не набирал.
Мелкая — бывшая девушка Алтая, Радка. Она считает, он ее не любил, и все равно родила ему близнецов. А он любил, такие вот дела. Она уже замужем и вроде бы оправилась, но на всякий случай я присматриваю издалека.
Дверь отворяется, и передо мной замирает голенькая Оля. Мы познакомились месяца два назад, я позвонил ей вчера.
Оленька была четвертой, кого я набрал. Она единственная не задавала вопросов и приехала сразу. Дай Бог здоровья тем, кто умеет не усложнять простые вещи.
Я ляпнул что-то вроде того, что отмечаю зарплату. Она посчитала повод достойным и присоединилась. Мы оба чокались с пустым стаканом Алтая. Оле это казалось забавным, мне хотелось потрахаться.
— Доброе утро, — улыбается она. — Ты как?
— Привет, — вскидываю ладонь. — На работу собираюсь, как видишь. А ты чего соскочила в такую рань?
— Тоже на работу. Добросишь?
— Конечно. Дай мне минуту.
Оля скептически приподнимает брови.
— Ладно. Десять минут.
— Тогда собирайся, красавчик. — Она треплет меня по волосам и распечатывает отельную зубную щетку.
Задергиваю шторку и беру с полки гель для душа. Здравствуй, новый день, в обед у меня встреча с доверителем. Надо подготовиться.
* * *
В восемь я закупаюсь в кофейне и иду в ближайший парк. Лев Семеныч, в прошлом профессор философии, нынче свободный от всех обязательств, как обычно кормит голубей у фонтана.
— Доброе утро, — говорю я, протягивая ему стаканчик. — Кофе будете?
— Не откажусь, господин адвокат. Это, случайно, не карамельный латте? А в пакете не булочка с рыбой?
Губа у этого бездомного не дура. Усмехаюсь и киваю:
— Все как вы любите.
— Вы спасаете мой желудок и мою веру в человечество. — Лев Семеныч с вежливостью снимает шапку, будто он на приеме у Гегеля.
Разместившись на лавке под раскидистым дубом, мы приступаем к эстетически великолепному завтраку.
— Дождь будет, — роняет Лев Семенович. — У вас зонт есть? Могу одолжить дождевик.
— Оставьте себе, я за рулем. Да и небо вроде бы ясное.
— Кто ломал ногу хоть раз, прогноз погоды не смотрит. Метеослужба — баловство для неопытных юнцов.
— Точно. У меня был друг, который отлично предсказывал погоду. Сам я руку недавно ломал, но вообще ничего. Никакой суперспособности травма мне не принесла. Даже обидно.
— Погодите, ближе к пятидесяти начнется... Обожаю кофе. М-м-м-м, кортизол, но без адреналина. Роскошь, доступная вашему поколению.
Мы пьем кофе, утопая в собственных мыслях. Небо тем временем медленно затягивается. Да ладно!
— Вы точно профессор философии, а не какой-нибудь шаман?
— Философ — это и есть разновидность колдуна. Разве что без фокусов. Раньше я только и делал, что объяснял людям, почему жизнь одновременно бессмысленна и прекрасна.
— Звучит утешительно.
— А вы как объясняете, что защищаете тех, кто врет и прячет деньги?
Я приподнимаю бровь.
— О, началось. Впрочем, накидывайте. Не стесняйтесь.
— Я больше не у кафедры, могу позволить себе прямоту.
— Я всего лишь защищаю правила игры, Лев Семенович. Кто научился их соблюдать, тот в безопасности. Кто нет — того судят.
— Неплохо. Только правда ведь в другом: вы, господин адвокат, не правила защищаете, вы участвуете в перераспределении власти.
Лев Семёныч с большим аппетитом доедает свою булочку.
— А вот это звучит зловеще.
— У старого философа есть только слова, а ваши слова приводят к последствиям. В этом между нами разница. Ну и еще в том, что вы сюда на мерседесе приехали и пахнет от вас получше.
Мы замолкаем на пару минут. Он, прихлебывая кофе, смотрит в сторону дорогого ресторана. На веранде пьют шампанское, несмотря на то что только среда, вполне рабочий день.
Философ-шаман первым нарушает молчание:
— Жениться вам надо, мой любезный друг. Не с бездомными завтракать, а с прекрасной женщиной, вот на той террасе. С цветами, круассаном, соком, непременно свежевыжатым. Они такое обожают.
— Неужели и это философия?
— Нет, то из жизни! — отмахивается Лев Семенович и хохочет.
— Вот женюсь я. Разве вы не будете скучать по нашим спорам?
Он морщится.
— Я бы очень хотел вас там увидеть, в хорошей компании, за приятной беседой. У вас светлая голова, но жизнь свою вы тратите как будто на что-то несущественное. Жуликов да проходимцев.
— И что же, по-вашему, существенное?
— Любовь.
— Ха. Красивые, умные, честные, — загибаю я пальцы. — Выберите любые два качества. Все сразу не помещается в одной женщине, иначе это была бы уже не женщина, а идеальная пытка.
Лев Семеныч снова хохочет, и я продолжаю:
— Женщины по сути своей делятся на коллег, домработниц и шлюх. Первые и вторые быстро утомляют, третьим — нет доверия.
— Вы не любите женщин?
— Я обожаю женщин всей своей душой, насколько это только возможно. Однако есть одно но: они все хотят быть единственными.
— Это факт!
— Ревность даже самых прекрасных созданий мгновенно превращает в опасных существ, способных не только на истерику, но и на вполне расчетливую подлость.
— А вы знаете, что я прожил с одной из них тридцать пять лет?
— Да ладно?
— Чтоб я сдох! Каждый день был как бесконечный спор на любую тему. — Лев Семенович выбрасывает пустой стаканчик в урну и тянется в сумку за коньяком. Предлагает, и когда я вежливо отказываюсь, делает глоток из бутылочки.
— Как вам было в постели?
— В постели, молодой человек, мы, философы, тоже умеем находить истину. Особенно когда влюблены. — Помолчав, он добавляет: — Моя Зоенька тоже обожала есть красиво. Женщины вообще зависимы от вкусных завтраков в пафосных заведениях. Чтобы и цветы, и кофе. Я поэтому люблю сюда приходить. Раньше на этом месте другой ресторан стоял, мы с ней там откушать любили в выходные.
— И каждый день вам было о чем поговорить?
— Конечно.
— Да вы счастливчик, Лев Семеныч! — Я легко толкаю старика в плечо.
Он самодовольно усмехается:
— Определенно. Спасибо за завтрак, господин адвокат, очень поддержали. Если не будете доедать сэндвич, не сочтите за наглость....
Я протягиваю начатый бутерброд.
— Бросьте, за еду не благодарят. Держитесь, и спасибо за советы и красивую историю любви. Хоть и выдуманную. Интересно было послушать.
Лев Семенович качает