пену на красные камни. С высоты седла Эрме видела слегка седеющую курчавую шевелюру, взъерошенную ветерком, мощный загривок и обтянутую рубашкой широкую спину. Рукава рубашки были закатаны до локтей, штаны — до колен. Легкие кожаные сандалии и ступни покрылись красной пылью. В руке человек держал длинное удилище и казался полностью поглощенным наблюдением за озером и поплавком, мирно качающимся на волне. Плетеная из лозы корзина, стоявшая у камней, была пуста — рыбалка явно не задалась. Слишком жарко.
Эрме спешилась и, перебросив поводья Блудницы Крамеру, сделала знак легионерам оставаться на месте. Сама она осторожно пошла по берегу, стараясь ступать беззвучно и вовремя огибать колючие веточки ржаволиста. Не дойдя до рыбака пары шагов, Эрме нагнулась и, подняв с земли камешек, осторожно бросила его вперед. Снаряд слегка щелкнул человека по плечу. Рыболов обернулся, чуть близоруко сощурив глаза.
Эрме развела руки, безмолвно извиняясь. Выражение удивленной досады сменилось растерянностью, а секундой позже — радостью узнавания. Рыбак широко улыбнулся.
В этот момент поплавок задергался и резко ушел в глубину. Рыбак моментально стиснул удилище, вываживая рыбу, но та натянула лесу, словно струну, и рванула так, что удилище выгнулось, сухо треснуло и разломилось. Вершина вместе с лесой полетела в озеро и свободно закачалась на волне. Человек посмотрел на обломок палки в руке, с досадой швырнул ее подальше в воду и проводил взмахом ладони, тут же сосредоточившись на Эрме.
— Я смотрю, ты нацелился на крупную рыбу, Тадео, — с улыбкой проговорила Эрме, шагая навстречу приветственно раскинутым рукам. Мало кого она могла обнять вот так, запросто, но Тадео ди Марко, ее дальний родич и близкий друг, был приятным исключением.
— Да только она оказалась ловчее меня, — рассмеялся Тадео. — Зато я поймал Саламандру, — заметил он. — И весьма рад.
Эрме поцеловала его в щеку и немедленно укололась о щетину.
— Снова забываешь бриться, — укоризненно проговорила она. — Тадео, ты и в самом деле напоминаешь местного рыбака. Еще соломенную шляпу на голову — и точная копия.
— Я как замшелый камень, — ответил он. — А шляпу я уже завел. Просто сегодня, как назло, забыл. Ты же знаешь, какой я рассеянный.
О да, Эрме знала. Забывчивость и медлительность родича еще со времен юности была при виорентийском дворе притчей во языцех и предметом множества насмешек. Особой популярностью в те дни пользовалась история про то, как, отправившись на поединок, Тадео забыл и чикветту, и кинжал, и место дуэли. Шутка была с двойным дном: все прекрасно знали, что Тадео ди Марко никогда не дерется. Он даже псовую охоту не любил, предпочитая скучную для прочей молодежи рыбную ловлю.
Все это не имело никакого значения для Эрме. Есть люди, рядом с которыми просто уютно и тепло, которые не сделают тебе зла явного и не плюнут в спину исподтишка. Тадео был из такой породы.
— Это что, новая мода? — спросил Тадео, удивленно оглядывая ее сомнительный наряд. — Я совсем отстал от времени?
— Пока нет, но я надеюсь, скоро станет таковой, — Эрме прошлась туда-сюда. — На подобный манер одеваются знатные беррирки. Очень практично. В пустыне, знаешь ли, не имеют понятия о дамском седле, и Блудница под него не выезжена. Пришлось выкручиваться.
— Смело, — признался Тадео. — Но тебе к лицу. Тебе все к лицу.
— Перестань. — Эрме прижала палец к его губам. — Где твоя лошадь?
— Вообще-то я пришел пешком по берегу, — слегка смущенно сознался Тадео. — Лошади очень шумные, а рыба любит покой. А я люблю прогулки.
Пешком⁈ До замка ведь не одна миля. Ну что за сумасброд! Впрочем… Эрме поглядела на крыши, видневшиеся вдали. А почему бы и нет?
— Пешком так пешком, — решила она, подхватывая Тадео под локоть и увлекая к тропинке. — Показывай свои владения, ленивый домосед.
Городок Тиммори, расположившийся на крутом берегу, поднимался от причала, где ждали ялики, лодчонки и длинные остроносые кораблики-фару, по узким террасам. Плоские крыши нижнего яруса чуть ли не упирались в пороги домов следующей террасы, и наверняка какой-нибудь отчаянный мальчишка сумел бы пропрыгать с вершины обрыва до самой воды по черепице, так и разу и не ступив на землю. В Виоренце такие молодцы на спор носились по крышам от главной площади в любую часть города, с разбегу сигая через улицы. Кроме Алексароса, разумеется: реку не перепрыгнешь.
Дома упирались в подножие ржаво-красного утеса, на вершине которого стоял замок — тяжелый, грубый, выстроенный в те времена, когда о красоте укрепления у строителей и мысли не было — были бы стены толсты, балки крепки, а ворота надежны. Замок с самого возведения не перестраивали, только заделывали щели и трещины в кладке, да латали протекавшую крышу — так что Эрме прекрасно знала, что на особые удобства рассчитывать не приходится.
Городок, впрочем, казался вполне уютным, а местный люд — расслабленным, чуть диковатым и донельзя провинциальным. Такое мнение сложилось у Эрме в прошлые визиты, но подобные места не меняются со временем — они словно бы замирают в его течении.
Разумеется, на них двоих глазели. Легионеры и Тереза, посланные вперед, уже проскакали через весь город к замку, донельзя заинтриговав местный люд, и оттого вдоль главной улицы — узкой и крутой, у дверей домов и таверен столпились жители Тиммори, откровенно пялясь на наместника и его гостью.
Эрме могла представить, какое дивное зрелище они двое являют со стороны: Тадео, вразвалочку попирающий правила приличия голыми лодыжками и кожаными сандалиями (подметки весело и звонко шлепали по камням, а развернуть штанины родич не удосужился), и она, усталая, неумытая, обметающая местную пыль подолом беррирской недоюбки и шаркающая сапогами, как древняя бабка (после долгого пути в седле ноги с трудом привыкали к земле).
Позади шагом ехал неизбежный Курт Крамер с каменным выражением лица, и цокала копытами ведомая в поводу Блудница.
Большей пародии на торжественный въезд в город и представить себе было нельзя. Любой достойный и берегущий свою репутацию дворянин со стыда бы сгорел на месте. Но родовым девизом Гвардари издревле было «Не сгорая», а что до Тадео…
Эрме сильно подозревала, что местные давно привыкли видеть своего господина в таком вот обличии. Джез Первый пришел бы в ярость и без промедления отозвал бы подрывающего престиж власти чиновника, герцог Алессандро долго и со вкусом орал бы на «дурня блаженного», но при молодом правителе Тадео чувствовал