начинала закипать мгновенно.
— Ну, дай-ка подумать, — она наигранно нахмурилась и сложила руки на груди, — может, потому, что ты виновата в аварии? Не будь тебя, он бы вообще в этот город не поехал.
Туманова старшая была все такой же.
Все такой же стервой.
Глава 21
— А не будь тебя, я бы не переехала сюда, — заметила с легкой улыбкой, словно меня не покоробило ее действие. Глубоко задышала, приводя мысли в равновесие. Сейчас лучше всего быть равнодушной.
— Не смей тыкать, сопливая девчонка! — выплюнула в мою сторону, обойдя кровать Данила и сев на другое кресло, прямо напротив меня. Грациозно закинула ногу за ногу и сцепила пальцы на колене, некоторое время смотря на своего молчаливого неподвижного сына.
Я начала чувствовать себя неловко в ее присутствии. Тишина стала какой-то гнетущей, воздух густым и давил, похоже, не только на меня. Но я продолжала сидеть, она — тоже. Чтобы не смотреть друг на друга, мы смотрели на него. Вот если бы Даня очнулся, это разрядило бы обстановку, ха-ха.
В общем, даже спустя пятнадцать минут никто из нас не стал сдавать позиций. Она просто уткнулась в телефон, надеясь, что я уйду первой. Я — тоже. Но легче никому из нас от этого не стало, незримо мы знали, что сидим друг от друга в паре метров. И тогда я придвинулась к Данилу ближе, как всегда сидела, пока ее не было.
— А знаешь, тут еще анекдотов осталось. Давай дочитаю, — обратилась к спящему Дане, — итак, идет еврей по улице, видит, деньги лежат...
— Так, — внезапно поднялась Иза, — пойду-ка я за кофе. Надеюсь, что к моему приходу тебя здесь не будет.
— Надейся, — хмыкнула я, собираясь оставаться здесь до победного. Это стало единственным придуманным планом за ближайшие десять минут, ибо Даня не может сказать, что не хочет ее видеть, а она все еще остается его матерью по бумажкам. А хотя... вдруг он ее простил?
Я подозрительно посмотрела на это безмятежное, чистое лицо. Еле смогла расслышать его ровное дыхание. В такие моменты он напоминал спящую красавицу, жаль здесь нельзя обойтись поцелуем. Я бы их сто штук оставила. А, может, больше.
Помотала головой. В общем, нет, он же не дурак. Так что остается мне бороться за нас двоих своими силами. И силой деградирующих анекдотов.
Спустя полчаса дверь палаты открылась, но спиной я ощутила отнюдь не враждебность матери Данила, хотя морально была готовая каждую секунду, что здесь сидела. Практически вырастила ментальные шипы, придумав острый ответ на любой ее укол или вопрос с подвохом.
— О, вот ты где, — мой лечащий врач, Александр Михайлович, зашел с документами наперевес и моментами кидал взгляд на часы, — пошли, у меня хорошая новость для тебя.
— Данил идет на поправку? — я тут же загорелась.
Он виновато, но притом не обнадеживающе скривил губы:
— Вообще-то, новость касается тебя. Я принес документы. Тебя можно выписывать.
— Так быстро? — недоуменно приподняла одну бровь, поднимаясь за доктором. Слегка повернула голову к парню, мысленно прощаясь с ним на сегодня. Гуськом посеменила за Михалычем. Судя по маршруту, он вел меня в мою палату, и это слегка расстроило, мой план мозолить сегодня глаза Изабелле провалился. Да и от Данила я так рано не ухожу обычно.
— Конечно, ты не полностью здорова. Физические нагрузки тебе строго противопоказаны и будет еще ряд ограничений, но в основном теперь можешь восстанавливаться дома. Твои родители завтра утром заберут тебя.
Уткнулась куда-то в ноги, наблюдая, как они пинают невидимые камни по плитке, пока мы не пришли к моей двери:
— Здорово...
Конечно, я была бы рада выписаться отсюда. Дома и кровать удобнее, и расписаний нет, уколов, капельниц, есть фастфуд и компьютер. Я могу вернуть часть своей жизни и своего личного расписания. Но... теперь я не смогу посещать его когда захочу. Я буду по ту сторону баррикад. Часы приема. Ха-ха.
— Спасибо за новость, я подпишу, — забрала из его рук бумагу, — и передам через медсестру.
Он обрадовался, что со мной не нужно будет возиться, и облегченно закончил наше общение:
— Чудненько. Удачи.
— Ага... — закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
Паршиво...
* * *
— Поздравляем! — первыми меня встретили будто неестественно яркие лучи солнца и блестящие конфетти, щедро пощекотавшие мое лицо. С родителями приехали и мои друзья, и теперь вся гурьба стояла у нижних ступеней больницы. А я была три ступени выше, с маленькой сумочкой и отсутствием настроения.
— Вы меня вроде не из роддома встречаете, — пробурчала, косо поглядывая, как у Кати не получилось выкрутить свою хлопушку, и она усердно старается ее дожать. На всякий случай прищурилась, чтобы этот радужный блевок не особо пришелся по мне. — Давай ты оставишь ее на потом.
— Да это Олеська нас уговорила. Хотела показать, как мы рады твоей выписке, — она пожала плечами и облегченно убрала ее в карман. Олеся гордо маячила в переднем ряду, всем видом показывая, что да, это она у нас такая затейница.
— Давай, дочь, — папа подошел и забрал мою сумку, — поболтай с друзьями и загружаемся все в машину. Дома ждет сюрприз.
— Дай угадаю, вы накрыли стол и хотите, чтобы я оклемалась после больничной еды.
Вздохнул и направился к парковке:
— И ничего от тебя не скроешь...
А ребята уже обступили меня, словно дикое племя туземцев, встретивших цивилизованных людей с гаджетами наперевес.
— Ну как ты?
— Да только попривыкла ко всему, как выдергивают обратно. Да и там я была с ним, а теперь могу быть рядом строго с полпятого до семи... — честно призналась, озабоченно кусая нижнюю губу и грея руки в карманах.
Что теперь скрывать. Теперь уже и весь стыд, что про нас могли узнать, кажется какой-то детской приблудой. Хотя каждая из нас троих хороша. Может, были бы раньше счастливы, если бы в самый важный момент не держали все в себе. И получается, что зря я мысленно ставила себя выше моих подруг. Хах, да я такая же, как они. И со мной тоже ворох проблем.
— И что теперь будешь делать? — спросил Дима.
Я оглянулась в белые, чистые, но словно неживые стены больницы, скрывающие запах лекарств и болезней. Неуверенно качнула головой:
— Жить. И бороться.
Глава 22
— О, мы идем к нему все вместе, как это мило, — умилилась Олеся. Как так получилось, что вся эта шайка уговорила меня пойти вместе к Данилу? И ведь я сдалась же, мы теперь здесь дружной толпой.