О том, что будет потом не думала. Всё же страх подрагивал в жилах, я очень боялась встречи с Виктором. То, что его вещи окажутся в мешках взбесит его ещё на пороге. Витька требовал, чтоб всё было сложено носочек к носочку, шовчик к шовчику.

Вот теперь то я дала себе волю.

Открыла дверцы шкафа и с удовольствием сгребла всю аптечную строгость в мешок! Плотоядно огляделась. Вошла в раж. Стягивала с вешалок Витькины полуверы, комкала рубашки. Чёрт, сколько у него одежды. Интересно, у меня в комнате был основной его аэродром со шмотками? Или у рыжей шкаф набит так же?

Тут мой взгляд упал на тумбочку под компьютером. Единственный личный вклад Витьки в наше несостоявшееся семейное будущее. Прям материальная помощь. Судорожно полезла снимать с тумбочки технику, компьютер. Отпутывала провода, выгребала ящики. Замерла на минуту, потом поднатужилась и потащила тумбу к двери.

Её ножки издавали поросячий визг по давно некрашеным доскам пола, на звук выглянул Марат:

– Это чё?

– Это его. Виктора. Он велел отдать.

– Велел? Слово то какое.

Марат примерился и одним ударом ноги так жахнул в тумбу, что её тут же перекосило. Следующий удар развалил её на клочья.

Тётя Соня хлопала в ладошки, приговаривала:

– Какой балет! Обожаю сильных и решительных мужчин.

– Так на чём мы остановились? – Марат вёл под локоток старушенцию на кухню, она задорно ответила:

– На пирожках с яблоками. Расскажи-ка мне, Маратка, что за прелесть случилось с моей Таней, что такой видный мужчина как ты, тут командует?

– Всего пара пустяков случилась…

Дальше я их не слушала. Тоже мне, дружба поколений.

Чувствовала, вот-вот завалится Виктор.

Глава 22

Глава 22

Пока я притащила с балкона большую картонную коробку и собирала в неё остатки тумбы, услышала:

– А что, Софья Яковлевна, бил Витька Таню?

– Нет, что ты, Маратик. Я бы его за такое сама притравила. Не бил. Но нервишки трепал изрядно. Интересуюсь спросить, почему спрашиваешь этот вопрос, Маратик?

– Потому как не люблю я мужиков, что баб бьют. У меня с ними разговор особый. Руки ломаю.

– Вот я прям пожалела, что Витька под эту катэгорию не попал. Таня святая девочка, верила ему, что ухаживает он за старухой. Я таки сразу знала, что врёт. Но в душу к Танэчке не лезла. Есть хорошая поговорка: не лезь в чужое счастье.

– Почему думали, что врёт?

– Так я из того поколения, когда знали зачем мять газету. Мой нос делает мне нервы уже давно. От старух запах особый. Все бабки его чуют. От Витьки пахло не старухой, а блядями. Ты мне лучше расскажи, ты откуда такой шикарный?

Я вошла на кухню, оба собеседника замолчали, уставились на меня с любопытством.

– Простите, мне к холодильнику.

Я протиснулась, достала оттуда упаковку пармезана и голубого сыра с плесенью. На минуту зависла, соображая как это упаковать.

– Ты проголодалась? Не вовремя. – Марат ухмыльнулся.

– Это его сыр. Витин. Надо отдать.

– Не понял… – глаза Марата стали круглыми.

– Ой, таки я больше тебе скажу, Марат. У Витьки отдельная полка в холодильнике. Да. И трогать там ничего не моги. – Старушенция, кажется, с удовольствием подливала масла в огонь.

– Серьёзно? – Марат строго посмотрел на меня: – Разные полки в холодильнике? Это днище…

Я искала в тумбочке пакет, чтоб завернуть сыр, Марат вырос передо мной:

– Ты так сильно его любила, что позволяла ему жрать отдельно от вас?

– Почему же отдельно от нас, – вместо меня ответила тётя Соня, :– он с нами всегда кушал наше. А потом своё. Хи-хи. Конечно, я ему нет- нет, да плювала в тарелку. Таки я за справедливость. Он Тане в душу, я ему в тарелку.

Сначала я уставилась на тётю Соню – как она могла. Потом увидела как Марат протянул ей свою лапищу и пожал её сухонькую ладошку со словами: “ вы наш человек”. Отвернулась.

Я вышла, чтоб не зацикливаться на недостатках своего бывшего мужчины и на справедливостях тёти Сони. У Виктора, в конце-концов и достоинства были. Наверное.

Уж не знаю, что там пел Марат в ушки моей старушки, я, навострив уши, услышала звук подъехавшей моей машины.

Звук своей машины все знают. Сердце пропустило удар. Я на негнущихся ногах вернулась в кухню.

– ТанЭчка, ты чего такая бледная?

– Там Виктор приехал…

– Вот что, дамы. Посидите ка тут, на кухне. И не выглядывайте, пока я вас не позову. Ясно? – Марат встал. Блин, он такой здоровый, всю кухню занял.

Я вскочила, у меня пересохло во рту. Марат резко поднял руку, заставив меня сесть:

– Это будет быстро. Сядь, сказал.

Ну вот, в Марата вернулся прежний грубиян. На его “ясно” мы обе кивнули, переглянулись. Марат вышел, закрыл за собой плотно дверь. Я напряглась как натянутая струна. Скрежет ключа в замке вынул из меня остатки самообладания.

– Таня, не понял. Что это за пакеты? – раздалось из коридора.

Голос Виктора оборвался мгновенно, глухой удар падающего тела, хрипы, стон.

– Ой, тётечка Сонечка, что сейчас будет?

– Ну пошумят, ну писюн Витьке попортят, всякие морды поразбивают. Что тут такого. Таки на мужском глобусе всегда так.

Старушка раскраснелась, поправила волосы.

– Таки ничего особенного, на что стоило бы истратить нервы– она подошла к двери, пристроилась у щелки: – а посмотреть, конечно, хочется.

Она приговаривала:

– Смотреть в щелочку не стыдно. Есть такая мудрость: Бог наблюдает за тобой. Таки живи так, чтоб ему не было скучно.

Отклячив старую попенцию, тётя Соня приклеилась глазом к замочной скважине, комментировала кино:

– И шо, это его блядство стоило того, что Витьке сейчас Маратик устроит на всю его еперь больную печень?

Старушенция обернулась, подтянула рукой табуретку, устроилась поудобнее, со свежим азартом пристроилась к наблюдательному посту:

– Ой, Таня что делается. Мне тут очень интересно. Витьку бьют. Больно.

Потом тётя Соня резво отскочила от своей заветной щелочки, бесшумно отставила табуретку. Села на стул, схватила двумя руками чашку и никто бы не догадался, в какой позе она стояла минуту назад. Успела проговорить:

– Витьку выкинули за дверь как мешок с