пари.
– Это как это? – я недоверчиво сощурилась: – Ты на спор первым желанием выдвинул работу у тебя.
– Не передёргивай. Я велел тебе купить швабру, чтоб мыть полы у меня дома и это была шутка. Здесь ты на работе, потому что ты девочка, а я забочусь о тебе. Мне приятно заботиться о тебе. Подписывай, мать твою, контракт!
– Это невозможно.
– В смысле? У тебя есть рука, в руке ручка. Просто нарисуй свою придурацкую завитушку. Умеешь расписываться?
– Умею. Но ты мою подпись не получишь.
– Да ты меня достала. Почему?
– Назови мне хоть одну причину, по которой я должна подписывать твои бумажки и поверить тебе, учитывая твою провокацию на месте дополнительных условий?
– Если бы ты прочитала бумаги, ты нашла бы их тысячу.
– Не захлебнись в собственном таланте убеждать красивых девушек, Соколов.
– Первая причина это твоё зачисление на должность руководителя по связям с общественностью. Вторая причина – тебя надо провести через бухгалтерию для зарплаты.
– Всё, хватит. Эти обе причины обозначают, что сначала я становлюсь подстилкой собственного Босса.
– Третья причина – у нас много общего. Мы добиваясь целей – оба креативны, оба лезем на рожон и оба любим спать и опаздывать.
– Я не опаздываю
– Мне доложили, в первый день ты опоздала на 25 минут.
– Врут! – я убеждённо замахала головой:– всего на 20.
– Четвёртая причина: мы оба в детстве читали одни и те же сказки. Скажи, какая сказка тебе нравилась?
– Вас надо в больничку свозить, чтобы вам айкью посчитали.
– Отвечай на вопрос про сказки.
– 12 месяцев.
– Это где 12 пьяных мужиков офигели от вида девчонки с корзинкой на морозе в минус сорок? Там ещё была обкурившаяся малолетняя шизофреничка, не умевшая читать и писать, желающая нюхать непривычные запахи в январе? Ну же, Боровикова, назови более адекватную книгу.
– Например, Джен Эйр.
– Обалдеть. Ты мазохимтка какая то, что ли? Влюбиться в чопорного козла-двоеженца, ослепшего по собственной тупости? Точно, тебе место в конторе по бракоразводным процессам. У Волынина.
– У нас нет ничего общего, Соколов, ты только что доказал это!
Я направилась к выходу.
– А ну стой, – он прижал меня корпусом к стене:
– Идём, я покажу тебе твой кабинет, – дышал мне в губы. Смело облапал, я успела замахнуться, он поймал мою руку:
– Не нужен мне твой кабинет. Мне вообще всё равно где работать, я танк на работе, машина. Завожусь с полоборота и в град и в зной. Могу работать даже в гараже.
– Значит, подпиши контракт.
– Нет! Ты взял меня на пари, это не честно. У тебя с неопределёнными обязанностями работать не буду.
– Опять двадцать-пять!
Я снова уселась за свой компьютер, точно понимая, что я права. Соколов опёрся обеими руками о мой стол, смотрел на меня, неожиданно заметил цветы в вазе, гладиолусы,торчащие пиками прямо возле его уха.
– Что это за куст у тебя на столе?
– Признание моей неповторимости одним из служащих.
– Ты берёшь взятки цветами?
– Не всем же брать взятки специальными условиями в конце контракта!
– Боровикова, ты достала меня! – Марк схватил букет, смял его, всунул в урну , отряхнул руки и направился к двери.
Мне, конечно, идиотские гладиолусы совсем не нравились, но кто давал право Марку раскидываться моими комплиментами! Скотина двухметровая! Я с грустью смотрела на смятые цветы, вспомнив лицо парня, подарившего их на ступеньках на входе (Дима, кажется) . Парнишка в светлом плаще, плечистый, симпатичный, назначил мне свидание в столовой и, помнится, мне было очень приятно. А этот гад Соколов помял мои бедные цветочки!
Я подскочила к нему:
– А вот не надо мне портить настроение! Я и сама умею отлично его испортить.
– Что?! – глаза босса потемнели.
Сознание нервно шептало мне голосом Лукашенко на ухо: “ Беги! Дура!”. Но упрямство твердило:” Стой на своём, Таня”!
– Ты проиграла пари, договор дороже денег. Первое условие это твоя работа у меня. А второе… Идём!
Он дёрнул меня за руку, потащил за собой.
Мы оба оказались за дверью, там в коридоре, сделав вид, что занята чем-то архиважным, Поппинс рылась носом в какой-то папке. Сделала вид, что не видит нас, даже не шелохнулась, когда мы промчались мимо неё.
– Да что вы таскаете меня, Соколов, как шарфик, забытый в рукаве.
– Как какой шарфик? – Соколов не остановился, волок меня всё быстрее.
– Шарфик такой. Это когда всунул его в рукав и забыл. А потом идёшь, он свесился, ты не замечаешь, зато его все видят…
Договорить я не успела. Соколов остановился, я врезалась ему в грудь:
– Ты нормальная? Причём тут шарфик. Контракт с тобой на год. На зарплату в охеренную сумму и не менее серьезную ответственность. Причём тут шарфик? Прибил бы!
– А куда мы бежим? Опаздываем на мои похороны? – Я прищурившись смотрела на разбушевавшегося блондина. Видела, как у него раздуваются ноздри. Это был взгляд человека, когда ромашка не помогает, а коньяк закончился.
– Ты замолкнешь?
Вопрос он мне задал внутри лифта, когда захлопнулись двери и мы отправились на 32 этаж. Я ждала нападения, помахала в воздухе скрюченными пальцами наподобие завзятой кунг-фуистки, изображающей тигра в паркинсоне:
– Только попробуй поцеловать!
– Ой, боюсь-боюсь… Ты совсем одичала, Боровикова. Мы на работе и держи себя в руках. Сама не приставай ко мне!
Он говорил серьёзным голосом, но в глазах скакали весёлые лучики.
И как только я расслабилась, тут же скрутил меня, впился губами, прикусив мою нижнюю губу:
– Ещё?
Глава 24
Глава 24
И как только я расслабилась, тут же скрутил меня, впился губами, прикусив нижнюю губу:
– Ещё?
Я зарычала, сжав кулаки и наклонив голову. Сама незаметно зализывала на губе место его укуса, – вот же гад!
– Идём, – Соколов взял меня за руку, подвёл к двери, где висела табличка: секретарь по связи с общественностью. Пока без фамилии и дверь в кабинет была открыта.
– Вот, смотри, стрекоза, здесь всё новое. Технику ещё не подключили и обставишь потом по своему усмотрению. Каталог мебели и канцелярской херни у тебя на столе. Что