Прелестница сладко почивала на своей стороне постели. Зубоскал не стал ее будить. Он выпутался из простыней, спустил ноги на каменный пол и, кое-как растерев уши и лоб ладонями, огляделся, не отыщется ли где живительная влага.

Лекарство обнаружилось в кувшинчике на окне. Йеспер утолил жажду, потянулся, разминая мускулы, и принялся собирать одежду, что внезапно оказалось занятием увлекательным. Штаны он нашел на полу: вполне знакомые, обтрепанные, с латкой на колене, они валялись под кучей цветных шуршащих юбок. Зубоскал неторопливо облачился, затянул пояс и тут его внимание привлекла брошенная на спинку стула новешенькая куртка мягкой оленьей кожи, окрашенной в дивный ярко-красный цвет, с черным тиснением по вороту-стойке и обшлагам.

— А! — словно что-то припомнив, заулыбался Йеспер. — Я и забыл… Огонь не куртка! А рубашка-то где?

Он еще раз перебрал женские одежки, но камичи так не нашлась. Зато внезапно отыскалась пара башмаков, тоже дорогой кожи, но отчего-то без шнурков. Так и не восстановив в памяти обстоятельства утраты рубашки, Йеспер в конце концов сдался и, покорившись неизбежности, напялил огненную куртку на голое тело и вбил ноги в башмаки (правый несколько жал, левый был чуть просторнее нужного). В кармане зазвенело. Зубоскал вытащил горсть серебра и щедро сыпанул деньги на стол, оставив себе несколько монет.

После чего перекинул через плечо перевязь с чикветтой и, бесшумно прикрыв за собой дверь, покинул пристанище разврата.

Он шел по узким переулкам Овражной стороны, старательно огибая кучи гниющего сора и перепрыгивая через трещины в камне. Вокруг вовсю шла будничная жизнь: над головой Йеспера служанка развешивала белье на протянутую через улицу веревку, нещадно тряся перед белым светом простынями и штопанным исподним, а поблизости другая выколачивала изъеденный молью ковер, на котором едва угадывался беррирский орнамент. На крыльце одного из домов старик чистил плотву, и пара котов нетерпеливо дожидалась, когда же нож перестанет сдирать чешую и доберется до рыбьего нутра. Орали дети и разносчики.

Йеспер шел, явно наслаждаясь движением, гамом и толкотней переулков. Лишь одно обстоятельство вызвало легкую тень неудовольствия на его лице.

— Да, запашок бодрит, — проворчал он, поднимая взгляд к серому небу. Но тут же опустил глаза на грешную землю и подмигнул девушке-торговке, что тащила корзину с куриными яйцами.

Первой остановкой на пути Зубоскала оказалась крошечная лавчонка с вывеской, на которой были намалеваны ножницы и таз. Йеспер без колебаний направился туда, чтобы через полчаса выйти обратно чисто выбритым и причесанным. Синяк под глазом был обильно припорошен лечебной присыпкой, и даже зубы, казалось, блестели ярче прежнего. Видимо, сознавая свою возросшую презентабельность, Варендаль глядел орлом и щедро одарял сияющей улыбкой весь мир. Иногда мир даже отвечал взаимностью.

Второй раз Йеспер задержался у лотка с выпечкой, где прикупил большую круглую лепешку с сыром, красным луком и базиликом. Откусив от ее чуть подгорелого бока, он двинулся дальше, пока не выбрел наконец на набережную где-то посередине между мостом Эрколе Безумного и мостом Латников. Отсюда открывался обширный вид на Чистый город с его скучными бледно-серыми стенами особняков и палаццо, с тяжелой приземистой громадой Замка и, словно поставленной в противовес, высокой звонницей храма, посвященного Непреклонным. Вся картина казалась туманной, из-за висевшей над горизонтом дымки, однако именно эта расплывчатость придавала Реджио некое живописное очарование, которого в ясные дни город был лишен напрочь.

Висельники на мосту Латников тоже были вполне различимы. Йеспер пришурился, разглядывая плоды местного правосудия. Неподалеку расположился горожанин с удочкой, по всей видимости, поленившийся нанять лодку, чтобы порыбачить на середине реки.

— Эй, добрый человек! — окликнул его Йеспер. — За что грешники висят?

— Парень — убивец, — просветил его рыбак. — Девки… одна воровка, третий раз попалась… а вторая — запрещенным ведовством промышляла. И, говорят, одержимая была…

— Одержимая? Это как?

— А так. Бесы, говорят, через нее шастали да непотребства творили.

— А так бывает? Человек ведь не калитка, чтоб через него шастать…

— Раз судьи приговорили, значит, бывает! — отрезал горожанин. — Отойди-ка подале! Рыбу распугаешь!

Йеспер не стал спорить. Он двинулся дальше по набережной, уселся на парапет спиной к виселице и принялся с аппетитом уминать лепешку. Когда кусок теста упал наземь, с ближайшей крыши слетел голубь, затем другой. Зубоскал отломил еще кусок, терзая меж пальцами, и вскоре не менее десятка птиц собрались к внезапной кормушке.

— Жизнь прекрасна! — заявил Йеспер голубям, и те, с вожделением воркуя над крошками, вполне согласились с этим фактом.

Земля чуть заметно вздрогнула. Ривара на миг покрылась мелкой рябью, словно от порыва ветра. Голуби сорвались с места и бестолково закружились над набережной, словно осенние листья.

Удивленный Йеспер вскинул голову и оторопел от изумления.

— Мать моя женщина! — только и пробормотал он.

Над мостом Эрколэ Безумного занималось зарево. Это не было зарево пожара, когда жадное пламя грозится подпалить облака и кровавит клубы черного дыма. Это не была и яркая резкая вспышка, какая случается при взрыве пушечного зелья.

Нет, над мостом словно второй раз за день нежно зарумянилась заря, налилась алым, плавно перетекая в рубиновый оттенок вина, порождая краски, каким позавидовал бы любой живописец. Вокруг слышались испуганные возгласы.

— Знамение! — завопил кто-то во всю глотку. — Люди, знамение!

Небывалое свечение сгустилось до глубокого пурпура и исчезло. Не поблекло, не выцвело, нет, просто сгинуло, как наваждение. Снова плыли в серой вышине сизые облачка, снова пекло белое полуденное солнце, снова жизнь была проста и обыденна, как медная монетка.

Йеспер вскочил с парапета.

Растревоженная толпа на набережной у моста Эрколэ Безумного гудела на десятки голосов. Варендаль решительно проталкивался сквозь нее, то и дело наступая на ноги, нарываясь на недовольные возгласы и получая тычки в бока. Внезапно люди резко подались назад и в стороны, словно вода во время отлива. Зубоскала, почти пробившегося в первые ряды, потащило обратно к домам по ту сторону улицы. Йеспер встал на цыпочки, но ничего не углядел. Подпрыгнул — без толку. Попытался прорваться вперед — не вышло.

— Что там? — спросил Йеспер у соседа сбоку, вислоусого серьезного малого, как видно, выскочившего прямо из сапожной мастерской: в фартуке и с молоточком в руке. Тот спросил кого-то впереди, тот — еще кого-то… Вопрос пошел расплываться по толпе и вскоре таким же образом вернулся ответ.

— Синицы прилетели, — сообщил сапожник. — Оцепляют.

Зубоскал понимающе кивнул. Таким птичьим прозвищем