губам его короткий, отрывистый приказ:
— Сиди внутри. Не вздумай выходить.
Сказано с той же интонацией, как будто командует дрессированной собакой. “Сидеть!”. Но девушка явно не рада такому обращению. Она злобно зыркнула на меня, с досадой потянула свою юбку вниз по бёдрам, нервно отогнула козырёк и принялась с показной серьёзностью рассматривать своё отражение в зеркальце. Подкрашивает губы, разглядывает ресницы — старается выглядеть безупречно, будто надеется на продолжение.
Я не успеваю рассмотреть большего, потому что дверь машины резко распахивается, и Женя выходит ко мне. Его шаги быстрые, решительные, каблуки ботинок гулко стучат по асфальту. Не говоря ни слова, он резко хватает меня за локоть, словно боится, что я прямо сейчас закачу скандал, и тащит в сторону подъезда. Я, застигнутая врасплох, пару шагов послушно иду, пытаясь справиться с потоком мыслей, но уже на третьем шаге спохватываюсь, скидываю его руку и останавливаюсь, как вкопанная.
— Идём! — бросает он, нахмурившись, его голос — резкий и грубый.
— Ещё чего! Я с тобой никуда не пойду.
Соседка, словно почувствовав неладное, замерла с кусочком хлеба в руке и уставилась на меня. Мамы у песочницы замолчали, переглянувшись. Один ребёнок громко спросил: «Мама, а почему тётя кричит на дядю?».
— Александра! — взрывается он. Любимый приём — крик. Работает отлично в офисе, когда надо приструнить подчинённых, но на меня это не действует. До этого момента я слышала этот тон только во время его рабочих созвонов.
— И зачем так кричать? Я не глухая. Да и чего стесняться-то? Вон, показывать зад своей любовницы вам было очень даже комфортно.
— Она не моя любовница! — теперь он почти шипит, злоба в голосе с трудом сдерживается.
— Так просвети меня, как я могу ещё назвать женщину, с которой ты считаешь нормальным зажиматься прямо во дворе нашего дома?
— Это Кристина, моя… секретарь, — говорит он, будто выдавливая из себя это слово, неохотно и натянуто. А у меня сразу в голове всплывает огромный знак вопроса.
Десять лет брака — и вдруг у него секретарь? Я впервые об этом слышу. Вот так сюрприз!
— Ты меня за дуру держишь, Жень? Не было у тебя никакой секретарши никогда.
Я бросаю взгляд в сторону машины. Кристина, не скрываясь, смотрит прямо на меня, глаза в глаза, с прищуром. Явно прикидывает, на сколько баллов по её шкале тяну. С собой сравнивает. Интересно, какие истории он ей наплёл про меня.
— Вообще-то… была.
— И я об этом узнаю только сейчас? А в чём проблема была рассказать?
— Так надо было! Чтобы вот этого избежать, — рявкает он и с силой машет рукой в сторону машины.
— Знаешь, мне что-то расхотелось разговаривать с тобой. Тем более в таком тоне. Надеюсь, Кристина тебя приютит у себя. Потому что дома я тебя видеть не хочу.
Я разворачиваюсь, решительно направляясь к подъезду. Ключи уже в руке, но не успеваю поднести таблетку к домофону — он опять хватает меня за руку. Так сильно, что возможно останутся синяки.
— Малышка, не дуйся, я всё тебе объясню. Ты себя накрутила, придумала себе невесть что, но это была полностью её инициатива.
На секунду закрадывается мысль — а может, я и правда накрутила? Может, это и правда какое-то недоразумение? Но тут же всплывает довольное лицо Кристины, его руки на её талии. Нет. Не накрутила. Я просто наконец увидела всё, что раньше отказывалась замечать.
— Мне что, радоваться этому? Что взрослый мужик ведёт себя, как телок на привязи? У кого поводок в руках, за тем и идёт?
Женя резко меняется в лице. Вежливость испаряется, как вода на раскалённой сковородке. На её месте — тот самый командный тон, с которым он разговаривает с менеджерами, когда те косячат с бюджетами.
— Иди домой и жди меня. Я отвезу Кристину, потом вернусь. Поговорим. Заканчиваем с выступлением перед соседями. Всё.
И прежде чем я успеваю хоть слово вставить, он с невозмутимым лицом шлёпает меня по попе. Будто у нас всё в порядке. Будто это милый, игривый жест, а не издевательская точка в этом фарсе.
От неожиданности я застываю. А потом медленно поворачиваюсь, чувствуя, как по щекам начинает подниматься жар. Но не от смущения. От злости.
В какой момент мы свернули не туда? Это сейчас вообще что было?
Ну нет. Я может и была в браке десять лет, но тряпкой так и не стала.
3 Саша
Захожу домой и ставлю сумку с вещами у небольшого комода сразу у входа. Разберу потом, сейчас совсем не до того. Стены родной квартиры встречают меня гулкой тишиной, которая давит на уши сильнее, чем все разговоры в палате. Тишина, в которой вдруг слышно слишком многое — предательство, одиночество, разочарование.
Если честно, я ведь по наивности надеялась: приду домой, наберу горячую ванну с пеной, включу плейлист с джазом, закажу роллы, потом завернусь в плед… Сделаю вид, что всё хорошо. Что не было этих стен, пахнущих больничным антисептиком, не было взглядов, полных сочувствия, не было разговоров про то, кто сколько пытался забеременеть и чем это кончилось.
Особенно тяжело было слушать двух девушек с выкидышами. Их горе витало в воздухе, цеплялось за постельное бельё, за тумбочки, за скомканные салфетки, спрятанные под подушкой. А третья, такая же как я, с диагнозом "непонятно почему не получается", была как моё отражение. Мы с ней даже особо не разговаривали — слишком хорошо понимали друг друга и без слов.
Не в последнюю очередь из-за этого я и решила сбежать оттуда пораньше. Хоть немного сохранить здравомыслие.
Нет, соседки были чудесные. Просто каждый раз, когда открывался рот, из него вылетала боль. Не шутка, не сплетня, не обсуждение какого-нибудь фильма — только боль. Как будто мы были не в палате, а в клубе по интересам "Потерянные надежды".
А теперь… Честно, не знаю, с чего начать. Собирать Женины вещи и швырнуть ему чемодан под ноги? Или вымыть всю спальню с хлоркой, чтобы выветрить из простыней запах дешёвых духов его Кристины?
Мерзость. Просто мерзость.
И ведь что бесит — он, небось, даже не считает себя виноватым. У него, видите ли, потребности. Секс нужен, как воздух. Я-то в больнице, но это ведь не повод переставать заниматься сексом, правда? С кем — да неважно. Главное, чтобы ему было хорошо. Наверное, он думал, что имеет право.