же темно там.
Полтора метра… Поглядываю через плечо, в животе урчит.
Метр… Тёмный проём пугал, сковывал, будоражил и одновременно притягивал всё внимание к себе.
Полметра… Отклянчиваю задницу назад и, закрыв лицо руками, щурюсь сквозь пальцы…
Сгустки темноты, запузырившись, ожили.
Первым прошёл локоть. Холод обдал могильной мерзлотой кость и обвил запястье, перебираясь на лицо, проникая в ноздри, уши, заглатывая затылок. Сгусток превратился в плёнку, обтянувшую всё тело, как слой липкого скотча или латексный костюм.
Я не кричал – не мог. Губы тоже склеила плёнка, рот содрогался немым ужасом.
Движение прекратилось. Шаг… Я понёсся головой вперёд и рухнул на живот.
Ничего не вижу… В ушах стук собственного сердца, горло сковывает хрип.
Тяну руки к склеенному рту, вдавливаю плёнку внутрь, цепляюсь зубами и яростно вгрызаюсь в неё.
Сквозь крошечную дырочку всасываю бесценный воздух… Стон… Пальцем цепляюсь за отверстие и тяну вбок. Плёнка поддается, и, запустив второй палец, я рву её рукой в противоположную сторону.
– Ааа…
Прорезиненная плёнка туго стягивается, и я с трудом успеваю запустить по три пальца обеих рук и что есть силы разрываю!
Губы, нос, глаза, лоб… Плёнка трещит по швам, мышцы напряжены до предела.
– ААААААА!!!
Ещё рывок, ещё усилие, плёнка уходит под затылок и сковывает кольцом шею.
Кадык сдавливает, хватаю ртом воздух…
На полу возле меня возникает кружок жёлтого света, будто кто-то направил фонарик. Свет фонаря разрезал тьму на части, озаряя комнату.
Я отталкиваюсь одной рукой и пытаюсь повернуться, но что-то вдавливает меня в пол. Остаюсь лежать, широко растопырив пальцы, это успокаивало.
Кружок на полу стал расширяться… Когда он коснулся моей руки, с кожи, как шелуха, стала спадать дурацкая плёнка.
Кусок света постепенно становился ярче, освещая ясную, чистую и довольно знакомую комнату.
Кроватка вишнёвого цвета с деревянными круглыми прутиками, рядом кровать родителей с накинутым бордовым пышным покрывалом.
Детали комнаты проявлялись не сразу, давая глазам привыкнуть и сфокусироваться.
К стене из бежевых обоев на кронштейне был прицеплен пузатый телевизор с горевшей красной лампочкой.
Остатки плёнки сползли со спины и тут же исчезли на ковре с вышитым коричнево-белым узором из лепестков.
За окном послышались детские голоса мальчишек, гоняющих мяч.
Встаю. Тюль у балкона, как парус, надувался сквозняком из приоткрытого окна.
Запах жжёных листьев… Я развернулся, дверь в спальню закрыта.
Из кроватки послышалось сопение. Опустив глаза, я увидел комочек из нежно-розовой плоти. Это крохотный ребенок… Кожица на лице была такая тонкая, что можно было разглядеть венки.
Младенец, запелёнатый в клетчатую ткань, спал. Я наклонился ниже, почувствовав приятный молочный запах…
Но что я здесь делаю? Как я оказался в спальне родителей, если должен был увидеть машиниста поезда.
Я уселся на край родительской кровати.
Не понимаю…
Вырвав меня из мыслей, ручка двери со скрипом опустилась вниз, и в комнату вошёл контролёр. Глава 18
Ярослав не спеша прикрыл дверь и на цыпочках подошёл к детской кроватке.
Я напрягся.
Опустив руки, он взялся за край одеялка и потянул, прикрывая малюсенькое тельце.
По лицу младенца прошла рябь, погружающая его в глубокий сон.
Каждое движение контролёра вызывало настороженность… Неизвестно зачем мы здесь, да и я в этой кроватке казался таким беззащитным.
Сглатываю ком в горле. Губы пересохли.
– Слушай…
– Тсс-с. – прервал меня Ярослав, зыркнув глазами, и указал на балкон.
Продавливая мягкий матрас кровати, я привстал и осторожно заглянул в детское невинное лицо. Не могу поверить, что когда-то я был таким крохотным. Я провёл рукой по перекладине из дерева и, развернувшись, пошёл на балкон.
Ярослав, облокотившись на раму, вглядывался в улицу через открытое окно.
Детские голоса ребятишек, как дребезжание хрусталя, звучали так отчётливо и так звонко.
Когда я оказался на балконе, перед глазами пронёсся хоровод из воспоминаний. Я вспомнил, как садился на оббитый деревянный пол и, ловя лучики солнца увеличительным стеклом, выжигал надпись. Струйка дыма от тлеющей древесины поднималась вверх, щекоча ноздри.
Припоминал я и то, как в конце августа лоджия становилась складом для дачных фруктов, и как объедался ранетками, скидывая огрызки с пятого этажа. Как просто любил иногда закрыться и сидеть часами, считая это место своей крепостью, а ящики с ненужными вещами оборонительной оградой.
– Где машинист? – вполголоса произнёс я.
– Машинист спит в кроватке. – последовал ответ.
Я взглянул через плечо, тюль от ветра раздувался, как знамя.
– Не пойму… – сделав шаг, я случайно задел шнур от старого папиного видеомагнитофона. – Как такое возможно?
– Всё же логично, душа знает, как прийти. – Ярослав обернулся и, приподняв брови, указал на детскую кроватку. – И знает, где находится выход, когда приходит время уйти.
Я подошёл к контролёру и, щёлкнув засовом, приоткрыл окно рядом. В лицо ударил тёплый воздух. Облокотившись на подоконник, я взглянул вниз. 5 этаж, как всегда, казался средним между «страшно» и «не очень».
Немного помолчав, я продолжил.
– Но почему мы едем в поезде? И когда мы прибудем… эм… на конечную станцию?
Ярослав подставил лицо солнцу и прикрыл глаза.
– Ты же всегда любил поезда, разве нет? Так зачем лишать себя того, что всегда нравилось?
Я отодвинул наполовину заполненную пепельницу.
– Выходит, мы могли ехать на автобусе или лететь на самолёте?
– Могли бы. – бросил слова Ярослав на жухлую пожелтевшую траву под балконом. – Но твоя душа выбрала поезд.
Я посмотрел на детскую площадку. Пацаны, поднимая пыль, играли в футбол, выставив вместо ворот кирпичи. На воротах стоял пухлый мальчишка, постоянно одёргивающий майку на пузе. Даже отсюда было видно, как взмокли его подмышки. Светловолосый пацан обвёл одного, второго, перепрыгнул, сделал подкат и со всей дури врезал по мячу.
– ГОООЛ!! – заорала команда тех, что поближе к нам.
Пузатый парнишка опустил голову на грудь и, топнув ногой, ушёл с ворот.
– Ну вот, а такая игра была. – заметил контролёр.
– Их тоже… – я осёкся, прикидывая, что ребятам не больше 10 лет. – Тоже, когда придёт время, будет ждать собственный поезд.
– Всех ждёт в конце пути пересадка на станции «Вечность». – ответил Ярослав, положив подбородок на раскрытую ладонь.
Мальчишки стали потихоньку расходиться. Коренастый парень забрал потёртый мяч и, сунув под мышку, поплёлся за остальными.
– А что там, что за пересадка такая?
– Мм? – переспросил Ярослав. На секунду я забыл, что он не обычный человек, которым когда-то был я… И всё-таки в этом «Мм» было столько человечности.
Пришлось повторить вопрос.
– Узнаешь, когда будешь готов. – прищурившись, ответил он. Затем хмыкнул, отошёл от окна, порылся в коробке с ранетками, выбрал ту,