его ноги, швырнув на мостовую. Началось самое жуткое.
Лежачего не бьют, но Одо били. И били только по ногам. За последний мяч, понял Одо. За то, что лучший. За то, что выиграл.
— Брысь, гады! Зашибу!
Пинки прекратились. Над Одо возник Гвоздь, вооруженный какой-то доской. Он с яростью настоящего бойца отвешивал удары нападающим, давая другу возможность опамятоваться и отползти. По щеке его текла кровь.
Комар оглянулся: Берто Банги сидел на мостовой, мотая головой. Поблизости валялся еще один обломок доски. Об башку раскололась, понял Комар. Ну, Гвоздь!
— А ну, стоять! — заорал из темноты новый голос. Послышался топот ног и бряцание железа.
— Валим, парни! — заорал Берто, пытаясь подняться на ноги. — Стража!
Трое из «Пятерни» бросились прочь. Убегая, они подцепили предводителя под локти и поволокли за собой. Миг — и все четверо исчезли в переулке.
Комар встал на колени, но на ноги подняться не успел.
Кто-то прыгнул Одо на плечи, заламывая руки за спину и роняя обратно на мостовую. Рядом с руганью и пинками двое стражников вязали Гвоздя. Доска валялась рядом, и свете фонаря Одо сначала заметил, что она окрашена в белое с золотом, а после понял, что это вовсе и не доска.
Все, подумал он, покорно ложась щекой на камень. Добегались.
Глава вторая
Клиент
В караулке префектории Алексароса, куда приволокли Одо и Гвоздя стражники, было темно и жарко. Густые запахи кислого пота, чесночной похлебки и лежалой соломы переполняли помещение с единственным узким, точно бойница, оконцем. Более всего сие узилище напоминало лошадиное стойло с тем лишь отличием, что в конюшне, как правило, убирают чаще.
Ни свечки, ни лампадки арестантам не выдали и они сидели на полу в молчании, дожидаясь утра.
Одо тосковал, осознавая случившееся. Он, Одо Бернарди, сын достопочтенного законника джиора Бернарди, оказался пойман, словно бродяга и преступник? Как же будет злорадствовать отец… И как расстроится матушка…
— Как думаешь, что присудят? — спросил Гвоздь. Он тоже приуныл, но скорее по практическим соображениям.
— Штрафанут. Или заставят улицы мести и выгребные ямы чистить. Как дело повернется.
Гвоздь выругался сквозь зубы. Варианты его не устраивали.
— Может, расскажем, как было? Они же первые прицепились.
— Не надо, — ответил Гвоздь, ощупывая рассеченную скулу и снова прикладывая к ране влажную тряпицу, выпрошенную у стражника. — Сами разберемся. За кастет он мне ответит.
Проще всего было бы подремать, отдалив тревоги до утра. Но уже начинало светать, а спать-то не было никакой возможности: третий постоялец камеры храпел во всю мощь, разве что стены не тряслись.
Его, растрепанного и пропитого, притащили примерно через полчаса после друзей, и вел он себя на редкость безобразно: голосил благим матом, пинал стражников, угрожая карами земными и небесными, влиятельными знакомствами, как среди знати, так и среди городского дна, костерил свою постылую жизнь и взывал к мести и прощению попеременно.
Стражники не прониклись его угрозами и не вняли жалобным мольбам, но без всякого почтения швырнули в камеру. Дебошир проскользил на пузе почти до самой стены, где ткнулся головой в солому и моментально заснул. Но моментально — увы, не значит бесшумно.
По стене резвой черной тенью побежал таракан. Одо испуганно дернулся — показалось, что усатая мерзость сейчас провалится за шиворот.
Гвоздь поднялся, потянулся и решительно направился к спящему соседу. Тот не проснулся ни от легкого потряхивания, ни от пинка по ноге. Тогда Рамон принялся тормошить его всерьез.
Через пару минут процедура подействовала. Человек поднял отекшее лицо, с великим трудом открыл глаза и с ужасом уставился на Гвоздя.
— Ты кто⁈ — потрясенным голосом вопросил он. — Сгинь, нечистая сила! Девятеро защитят меня, злобное порождение тьмы!
— Слышь ты, — раздраженно сказал Гвоздь — Задрал храпеть! Люди, может, всю ночь не спят!
— Да и пусть бы, — заявил человек. — Люди — дерьмо! Люди — свиньи! Жрут, спят, гадят и спариваются без смысла и цели. Бесполезные животные! Ненавижу-у!
— А сам-то ты кто? — проворчал Гвоздь. — Не из той ли породы?
— Я⁈ И я дерьмо! — согласился человек. — Но я не простое дерьмо, понял ты, убогий!
— Золотое, что ли? — фыркнул Гвоздь.
Но собеседник его уже увял и поник, как сорванная кувшинка, ткнувшись лбом в солому.
— О как, — озадаченно произнес Гвоздь, оставляя оратора в покое и возвращаясь на свое место. — Все полочкам разложил. Все — дерьмо, а он — на особицу.
Одо только кивнул, наблюдая, как за окошком светлеет небо. Наступало утро.
— Вот эти двое сначала, — сказал, слегка зевнув, молодой чиновник в черной мантии, и стражник принялся искать на связке нужный ключ. Одо и Рамон торопливо поднялись на ноги, одергивая одежду и приглаживая волосы. Без особого толка: вид у приятелей все равно был побитый и растрепанный. У Рамона отекла и потемнела скула, новый дублет треснул на боку и лишился половины пуговиц. У Одо зверски болели ноги — Бельчонок расстарался, пиная соперника.
Решетчатая дверь отворилась.
— Вылазьте, — велел стражник. Они повиновались.
Караулка ожила. Ночная стража сдавала смену дневной. Слышались голоса, звон оружия, приветствия, смешки и топот сапог. Чиновник шел впереди, Одо и Гвоздь в сопровождении пары стражников — чуть в отдалении. Так они миновали коридор и остановились перед дверью. Чиновник вошел, стражники с арестантами остались снаружи.
Одо примерно понимал, что сейчас будет. «Быстрый суд» — разбирательство по мелким делам, которое уполномочен вести префектор — герцогский чиновник, управляющий квинтой. Здесь не требовалось ни защитника, ни прочего сложного судопроизводства, составляющего «долгий» или «герцогский» суд. Только здравый смысл управленца, судебник да практика.
Дверь отворилась.
— Заводи, — крикнул чиновник, и стражники втолкнули Гвоздя и Комара внутрь.
Одо поднял глаза и почувствовал, как лицо заливает краска стыда.
Префектор Алексароса был ему знаком. Коллега его отца, когда-то председательствовавший в Палате законников, он частенько бывал в особняке Бернарди. В последний раз они с Одо встречались прошлой осенью на дне рождения матушки. Но сейчас пожилой чиновник смотрел на Одо так, будто вовсе его не узнавал. Скользнул мельком, отрешенным, ничего не выражающим взглядом человека, которому донельзя надоели все эти мелкие преступники.
— Имя, род или прозвание. Место жительства. Занятие, — торопливо перечислил помощник префектора, вставая за конторку и придвигая лист бумаги.
— Одоардо Бернарди. Виоренца. Квинта Алексарос, виа Маринайо. Писарь в