исчислялась, облагалась, разрешалась, отклонялась, получала соизволение, подвергалась исправлению, переделке и т. д. Быть управляемым значит под предлогом общей пользы и интересов общества, быть вынужденным платить дань, терпеть вымогательства, эксплуатацию, монополии, надувательства, грабеж; а при малейшем сопротивлении, при первой попытке жаловаться подвергнуться притеснениям, штрафу, унижению, издевательствам, преследованию; вас поволокут, побьют, обезоружат, свяжут, бросят в тюрьму, расстреляют, предадут суду, осудят, сошлют, замучат, продадут, обманут и в довершение всего насмеются, надругаются, опозорят». Я думаю, мне нет надобности поименовать вам существующие законы, в точности соответствующие и подтверждающие почти каждый пункт длинного обвинительного акта Прудона. Кто станет теперь утверждать, что существующий политический строй носит чисто оборонительный характер, а не является агрессивным государством, которое анархисты желают упразднить!

Возникает другое соображение, имеющее прямое касательство к агрессивному индивиду, которого так боятся противники анархизма. Не описанное-ли нами выше обращение главным образом и повинно в существовании таких индивидов. Не помню, где я прочел однажды такую надпись, сочиненную для некоторого благотворительного учреждения:

«Благочестивый муж воздвигнул сей приют,

Наделав бедняков, что ныне в нем живут».

Такая надпись, мне кажется, вполне приличествовала-бы нашим тюрьмам. Они наполнены преступниками, которых создало наше добродетельное государство своими несправедливыми законами, жестокими монополиями и ужасными социальными условиями, из них вытекающими. Мы издаем много законов, фабрикующих преступников, и затем несколько таких, которые их наказывают. Можно-ли надеяться, что новые социальные условия, которые должны последовать за упразднением всякого вмешательства в производство и распределение богатства, в конце концов настолько изменят привычки и склонности людей, что наши тюрьмы и участки, городовые и солдаты — словом, весь механизм и снаряжение защиты станет совершенно излишним? Анархисты, по крайней мере, твердо в этом уверены. Эта вера отдает утопией, но в сущности она покоится на строго экономических данных. Я не располагаю временем, чтобы изложить вам взгляд анархистов на зависимость ростовщичества, а следовательно и нищеты от монопольных привилегий, особенно же банковой привилегии; и показать, каким образом интеллигентное меньшинство, воспитанное в духе анархизма и решившееся осуществлять то право игнорирования государства, которое так блестяще отстаивает Спенсер в своей «Социальной статике», могло бы, плюнув на все национальные и государственные банковые запрещения, учредить взаимный банк для конкуренции с существующими монополиями. Это был-бы первый и самый важный шаг к упразднению ростовщичества и государства, и, как он ни прост, последствия его были-бы неисчислимы.

Я должен извиниться за краткость высказанных мною соображений, из которых каждое могло бы быть развито в целый трактат. Но если мне удалось дать вам представление о взглядах анархистов на отношение государства к индивиду, то я могу считать свою задачу исполненной. Но мне желательно было-бы глубже запечатлеть в ваших умах идею истинного общественного договора, и потому я позволю себе сделать еще одну выдержку из Прудона, которому я обязан большей частью того, что мне известно по затронутому вопросу. Сопоставляя власть со свободным договором, он говорит в своей «Общей идее революции в девятнадцатом веке»:

«О дистанции, разделяющей эти два режима, мы можем судить по различию в их стилях.

«Одним из самых торжественных моментов в развитии начала власти является обнародование десяти заповедей. Голос ангела повелевает народу, распростертому во прахе, у подножия Синая:

«Ты должен поклоняться Предвечному и только Предвечному.

«Ты должен клясться только Его именем.

«Ты должен соблюдать Его праздники и платить Ему десятину.

«Чти отца своего и мать свою.

«Не убий.

«Не укради.

«Не прелюбы сотвори.

«Не послушествуй свидетельства ложна.

«Не будь завистлив и не клевещи.

«Ибо Предвечный так повелевает, а Предвечный создал тебя тем, что ты есть. Один Предвечный царствует, только Он мудр, только Он достоин; Предвечный карает и награждает. По своей воле Он может тебя сделать несчастным или счастливым.

«Все законодательства усвоили этот стиль; все они, обращаясь к человеку, употребляют верховную формулу. Еврейский язык повелевает в будущем времени, латинский в повелительном, греческий в неопределенном наклонении. У современных народов дело обстоит не иначе. Трибуна парламента — это Синай, столь же непогрешимый и грозный, как и Моисеев; каков-бы ни был закон, из чьих-бы уст он ни исходил, он священен, раз он провозглашен той пророческой трубой, которою у нас является большинство.

«Ты не должен собираться.

«Ты не должен печатать.

«Ты не должен читать.

«Ты должен почитать твоих представителей и чиновников, которых случайность выборов или благоусмотрение государства дали тебе.

«Ты должен повиноваться законам, которые им в своей мудрости угодно будет издать.

«Плати налоги неукоснительно.

«И возлюби правительство, твоего Господа Бога, всем сердцем твоим и всем умом твоим, ибо правительство лучше тебя знает кто ты таков, чего ты стоишь, что для тебя благо; ибо оно имеет возможность наказывать тех, кто не повинуется его приказам, равно как и награждать до четвертого поколения тех, кто ему угождает.

«С революцией дело обстоит совершенно иначе.

«Изыскание первых и конечных причин устраняется как из экономики, так и из естественных наук.

«В философии идея Прогресса сменяет идею Абсолюта.

«Революция сменяет откровение.

«Разум с помощью опыта раскрывает человеку законы природы и общества; затем он говорит ему:

«Эти законы — законы самой необходимости. Человек их не создал; человек их не навязывает тебе. Они были открыты постепенно, и я существую лишь затем, чтобы свидетельствовать о их существовании.

«Если ты их будешь соблюдать, ты будешь справедлив и добр.

«Если ты их нарушишь, ты будешь несправедлив и порочен.

«Других оснований я не могу тебе указать.

«Среди твоих товарищей некоторые уже признали, что при справедливости всем и каждому лучше, чем при несправедливости; и они уговорились между собой взаимно соблюдать и почитать правила сделки, диктуемой им природою вещей, и которая одна только и может обеспечить им благополучие, мир и безопасность в самой полной мере.

«Желаешь-ли ты примкнуть к их соглашению, составить часть их общества?

«Обещаешь-ли ты уважать честь, свободу и имущество твоих братьев?

«Обещаешь-ли ты никогда не присваивать ни насилием, ни обманом, ни ростовщичеством, ни путем спекуляции продукта или собственности ближнего?

«Обещаешь-ли ты никогда не лгать и не обманывать, ни в суде, ни в делах, ни в других сношениях с людьми?

„Ты волен принять эти условия или отказаться.

„Если ты откажешься, ты станешь частью общества дикарей. Лишенный общения с человечеством, ты станешь предметом подозрения. Никто тебя не защитит. При малейшем оскорблении первый попавшийся сможет поднять на тебя свою руку и будет обвинен самое большее что в жестокости, без нужды учиненной над животным.

„Напротив, если ты примкнешь к договору, ты станешь частью общества свободных людей. Все