Врач рассекла несколько крупных лимфатических узлов и увидела ту же самую картину. Сомнений не было: она только что без маски, без хорошей вентиляции и в состоянии пониженного иммунитета дышала над трупом, причиной смерти которого, вероятнее всего, стал туберкулез. Это осознание будто придавило ее к земле: «Нет, нет, нет, нет, нет!!!»

– Даша, домой, – резко скомандовала она лаборантке.

– Но мы же не дописали, – удивленно протянула Даша.

– Тебя муж дома ждет, а здесь еще надолго. Дальше я сама все допишу, больше возни, чем информации, – проговорила Тоня уже более ласково, стараясь скрыть дрожь в голосе.

От состояния шока она вынужденно начала чаще дышать, хотя в этот момент ей больше всего хотелось задержать дыхание и выдохнуть уже где-нибудь в Альпах.

– Хорошо! Надеюсь, вы быстро тут управитесь. До завтра! – радостно попрощалась лаборантка и вышла.

Как только за Дашей закрылась дверь, на глазах у Тони непроизвольно выступили слезы. Девушка вышла в коридор: «Спокойно, дыши, все хорошо, зачем сразу паниковать. Сдашь тест с пробой, будешь мониторить свое состояние, все обойдется». Мысли разбегались в ее голове хаотично, как бильярдные шары по сукну стола.

Она быстро переоделась, предупредила Славика о предположительном диагнозе пациента, чтобы тот защитил себя, и пошла в душ для медработников, который находится в отделении. И там уже начала долго и беззвучно рыдать, пока до красноты терла кожу и полоскала рот и нос хлоргексидином – ей хотелось смыть с себя невидимые туберкулезные палочки. Если бы была такая возможность, казалось, она бы раскрыла свою грудную клетку и тщательно прополоскала легкие.

«План… Паника начинается там, где нет четкого плана. Мне нужно составить план по пунктам: переодеваюсь, звоню крестному, а дальше… За один день ничего не произойдет: если я вдохнула патоген, то пройдет минимум три недели, прежде чем я стану заразной для окружающих. Я вакцинирована и ревакцинирована БЦЖ, все будет хорошо…» Но на самом деле она понимала, что все это было лишь самоуспокоение.

Следующие три недели стали для Тони адом. Она жила словно на автопилоте. На следующее же утро Тоня сообщила о случившемся заведующей, которая стала заверять девушку в излишней мнительности, но для ее же собственного успокоения предложила сдать пробу с туберкулином, а через пару недель сделать флюорографию.

– Нам и так ее сделают на ежегодной диспансеризации.

– Вот и прекрасно, идите работать.

Следующие семь дней Тоня не находила себе места. Ничто не могло ее отвлечь от беспокойных мыслей – она только и могла ждать, когда ей принесут стекла. «Вдруг я ошиблась, и это просто метастазы, а я тут панику развела?»

Но она не ошиблась. На нее, будто издеваясь, смотрели из микроскопа гигантские клетки Пирогова – Лангханса – типичный признак туберкулеза. Пришел ответ и из бактериологической лаборатории, куда она также отправила трупный материал. Сомнений быть не могло.

Пилатес она бросила. Пыталась заниматься дома, но появилась тянущая боль внизу ребер. Все свидания пришлось отменить, а приложение удалить – ни на что не было сил и желания. От стресса Тоня почти перестала есть, лишь пила чай и кофе, а иногда ела фруктовые батончики, которые ей подкладывала озабоченная Саня. После работы она приходила домой, кормила кота, купалась и засыпала под какой-нибудь комедийный сериал. Шутки хотя бы ненадолго помогали высвободить ее разум из тюрьмы гнетущих мыслей, но она все равно много плакала, обнимая недоумевающего кота. Утром надевала первое, что попадалось под руку, сверху накидывала пальто и ехала на работу, где старалась вникнуть в протоколы. Она стала постоянно мерзнуть, поэтому принесла на работу свое шерстяное пончо. Сил не было вообще ни на что, причем Тоня не могла понять – физических сил или моральных. Она ненавидела ожидание. Неизвестность пугала и изматывала ее гораздо больше, чем плохие прогнозы.

За неделю до постановки диагноза в кабинете флюорографии она пообщалась со специалистом.

– В нижней доле правого легкого какой-то подозрительный очаг, – медленно проговорил врач, внимательно рассматривая снимок на экране.

– Несколько недель назад я проводила аутопсию человека с туберкулезом. Я вакцинирована, тест с небольшой реакцией. Вам должна была позвонить наша заведующая, – эхом отозвалась девушка. Казалось, за это время она стала как будто прозрачнее и тише, словно выцветшая пленка. Она думала, что после подтверждения диагноза она станет более эмоциональной, но оказалось, что на переживания у нее уже просто не осталось сил.

– Да, она предупредила нас. Давайте для достоверности сделаем вам КТ с высоким разрешением и точным изображением, нужно посмотреть многоуровневые снимки и еще раз сделать кожную пробу с туберкулином и микроскопический анализ мокроты. Я попрошу медсестер прямо сейчас все подготовить.

День постановки диагноза Тоня запомнит на всю жизнь.

После диспансеризации девушка ушла на больничный. Ни о чем не подозревающие Саня с Таней всю неделю поддерживали ее так, как будто это был обычный грипп, а Тоню в это время раздражало все, что происходило вокруг. Ее бесило даже собственное отражение в зеркале. Под глазами виднелись темные круги, а кожа на ощупь была словно бумажная. Тоня запретила крестному сообщать родителям, что с ней. У нее не было ни сил, ни желания выслушивать их нравоучения.

В ожидании результатов всех тестов дни тянулись как жвачка, пока наконец ей не позвонила заведующая:

– Антонина Сергеевна, здравствуйте. Как самочувствие? У меня две новости, хорошая и плохая. С какой начнем?

– Здравствуйте, с плохой.

– У вас подтвердился туберкулез, причем очаг «дремал» довольно давно, минимум полгода. Видимо, наложилось одно на другое, и случилось то, что случилось. Но у вас закрытая форма, то есть вы не выделяете палочки, поэтому не опасны для окружающих. Так что все в порядке.

«Действительно, – подумала Тоня, – все просто прекрасно…»

– Мне интересно, а какая тогда хорошая новость?

– Мы отправляем вас в лучший противотуберкулезный диспансер на юге страны и полностью оплатим лечение, которое ориентировочно займет от трех до шести месяцев.

– Ясно. И когда мне ехать?

– Вы отправляетесь туда через три дня. В пятницу вас заберет автобус, я еще напишу данные. Соберите все необходимые вещи, предметы личной гигиены. Зарплата сохраняется, и как только будете здоровы, очень ждем вас обратно.

– Хорошо, до свидания, – сказала Тоня и положила трубку.

Слезы душили ее, но она еще никому не говорила о своем диагнозе, кроме крестного. Больше нести эту боль в одиночку она не хотела – ей нужно было разделить свое горе с теми, кому она доверяла больше всего. И она набрала номер Сани. И после того, как услышала в трубке радостный и полный жизни вопль подруг, она разревелась.

После секундного ступора подруги наперебой принялись успокаивать и утешать Тоню. Ей становилось легче уже просто оттого, что они искренне старались поддержать ее, ни на секунду не осуждая: фраз в духе ее мамы «а ты сама виновата, а надо было маску надевать» она бы сейчас просто не выдержала. Тем более, как обнаружилось, вскрытие лишь разбудило давно дремлющий очаг, который никак не мог образоваться за три недели. Тоня рассказала подругам, что они прощаются минимум на три месяца. Встречать Новый год в диспансере явно не входило в ее список желаний, но Саня выразила надежду, что они смогут сохранить связь хотя бы посредством телефонных звонков и смс. Девушка уже немного успокоилась и заверила подруг, что так быстро они от нее не отделаются. Они поговорили еще около 15 минут, и Тоня отключилась, чтобы немного побыть в ти– шине.

В день постановки Тоне диагноза рабочей атмосферой в нашей лаборатории больше и не пахло. Мы сидели с Саней, обсуждая произошедшее. Первый шок от слов Тони уже прошел, и мы старались хоть немного приободрить ее шутками, но сейчас настроение у нас самих стало очень паршивое.