———

Тысячи людей ссорятся с своими женами, уходят от своих семейств. Почему вы заинтересовались ссорой Толстого с женой больше, чем другими? Конечно, образ Анны Карениной — великий художественный образ. Но разве отсюда следует, что в уходе Толстого из семьи таится больше значения, чем в уходе тех людей, которых принято считать обыкновенными? Лучше всего не вмешивайтесь вовсе в чужие семейные дела, даже тогда, когда имя одного из членов семьи красуется на обложке книги, полной великих художественных образов.

———

Где-то, кажется, в Радищевском музее, в Саратове, я видел письменный стол и чернильницу Тургенева. Кому нужны эти облезлые и некрасивые вещи? Но когда я посмотрел на них и на прекрасные картины, висевшие в той же зале и оскорбленные их присутствием, я простил в конце-концов поэтам их искреннюю уверенность в том, что они — необыкновенные люди. Для того, чтобы устоять против нелепого поклонения, нужно быть действительно необыкновенным человеком. Для людей обыкновенных это непосильно.

———

Недавно сообщалось, будто в «Пушкинский дом» пожертвовано кольцо Пушкина. Один специалист, путем справок, пришел к заключению, что пушкинское кольцо было с маленькой бирюзой, тогда как в пожертвованном упомянутом кольце вместо бирюзы светлый сердолик. Искомое кольцо Пушкин, по преданию, пожертвовал для домашней лотереи, устроенной Раевскими. Что заставляет людей тратить время на такие бесплодные занятия? Если это кольцо, как и всякие идолы, нужно для поддержания идолопоклонства, то не все ли равно, какой камень в нем? Мало ли людей жертвовали для домашних лотерей и более ценные вещи? Икона чудотворна, если есть верующие.

———

В некрологах одного известного писателя между прочим сообщалось, что покойный обладал мягким, приветливым и отзывчивым характером, необыкновенной простотой и другими свойствами. У меня был знакомый, в высокой степени одаренный этими же качествами. Но когда он умер, об этом нигде не писали.

———

Как-то я прочел, что Толстой послал свой рассказ, скрыв свое авторство, в разные редакции. Рассказ нигде не был принят. Когда редакторы узнали, кто был автором рассказа, — не было предела их отчаянью. Говорят, Толстой искренне смеялся. Я не знаю, почему. Не принимая рассказа, редакторы руководились достоинством образов и ценностью мыслей, заключавшихся в рассказе. Возможно, что ошиблись или не отнеслись достаточно внимательно к рассказу. Но возможно, что они были правы. Помнится, что речь шла о некоторых почтенных органах. Разве не были рукою Толстого написаны некоторые неудачные образы и многие неверные мысли? Но менее всего заслуживает смеха отчаянье редакторов, когда раскрылась тайна псевдонима. В своем горе они платили дань заблуждению читателей, требующих от журнала не образов и мыслей, а «имен», они думали об интересах журнала, а не о литературе.

Мораль: уничтожьте «имена», и литература избавится от недоразумений и препон; красота образов станет ее единственной целью.

———

Удивительно бездарны всегда сборники, издающиеся с благотворительной целью: здесь уже все основано на «именах».

———

Если писателю пришлось записать одно прекрасное произведение, это вовсе не значит, что и все остальное, что напишет он, заслуживает особого внимания. Нет бессмысленнее фразы: «как ни плохо это произведение, но мы должны были остановиться на нем: ведь под ним подпись (следует имя какой-нибудь знаменитости)».

А как часто встречается эта фраза у критиков! Если бы критики могли думать только о произведениях и забыть о писателях, — сколько времени и сил было бы сохранено, сколько мусору было бы выброшено с полей литературы!

ОБ УПАДКЕ ТАЛАНТА И О СЛАВЕ

Часто говорят об упадке таланта. Еще чаще встречаются в некрологах писателей слова:

«Как много потеряла литература, какие произведения он мог еще подарить ей».

Писал писатель замечательные вещи и вдруг стал писать бездарные, и притом тогда, когда сам он еще в расцвете сил.

Объяснить это упадком таланта в сущности значит объяснить неизвестное при помощи его Же самого. Это значит сказать: «он стал писать плохо, потому что стал писать плохо».

Если мы припомним, что великие образы создаются сложными коллективными усилиями, а не творческим актом одного, то и вопрос об упадке таланта придется поставить иначе. Мы ставим вопрос: «Почему данный писатель стал писать плохие произведения?» Нужно ставить такой вопрос: «Почему данному писателю, которому до сих пор приходилось записывать образы, важные или необходимые для общества, больше не приходится этого делать?»

Один министр десять лет управлял внутренними делами государства. Были довольные и недовольные его управлением, но все отдавали должное его способностям и искусству. На одиннадцатый гол враги министра, давно подкапывавшиеся под него, свалили его. Они посадили нового министра, а про павшего они, и вслед за ними многие, говорили, что он уже утратил свои способности и больше не способен управлять государством. И опять были довольные и недовольные, и опять «все признавали» способности нового министра, который разрешал все дела. Но этим занимались лица, причастные к внутренней политике. Что касается народа, то он ничего не заметил. Во внутренних делах страны законность и беззаконие остались в той же пропорции, что и раньше. Узнал об этом мудрец и сказал: «народ получает законности и беззакония столько, сколько ему нужно; смена министров значит очень мало».

Народ получает художественных образов столько, сколько ему нужно; смена поэтов значит очень мало.

Захватить возможность писать, как и вообще занять почетное положение, это — дело энергии, ловкости, такта, удачи, случайности и. д. Результатом этих же причин является и утрата положения. Управление страной в широком смысле определяется данным уровнем развития и потребностей народа. Художественная литература в широком смысле определяется тоже духовном уровнем народа. Министр и поэт только заведующие. Заведующие сменяются, но эти смены — второстепенные факторы в истории развития как страны, так и литературы. Борьба писателей за власть в литературе имеет на литературу не больше влияния, чем борьба политических деятелей за власть — на жизнь народа.

Упадок таланта в большинстве случаев означает переход заведования образами от одного к другому.

Вот почему и обычная фраза некрологов: «литература много потеряла с его смертью» в большинстве случаев не имеет смысла; нужные образы едва ли будут появляться в меньшем количестве с появлением нового заведующего.

Впрочем многие убеждены, что сели бы Наполеон не родился, то жизнь сотен миллионов людей, рождавшихся и умиравших в Европе с тех пор, потекла бы совершенно иначе. Такие едва ли поймут то, что сказано выше.

———

Классики — поэты, пользующиеся наибольшей славой, но часто наименее