Большое внимание уделяется также обеспечению порядка на завоёванных территориях. На это особо обращают внимание китайские источники. «В пятый месяц ханский сын Ашида производил облаву в Шу, а конница его потоптала хлеб в поле. Хан, увидав, это сделал ему выговор: из служивших при князе людей наказал несколько человек телесно, а солдат, в пример прочим, за одну луковицу, вырванную у жителя, казнил смертью: после чего строго соблюдали порядок»[422]. Приведённая выше история с солдатами Ашиды весьма показательна в том плане, что воевавшая против Сун монгольская армия, вне всякого сомнения, обладала системой централизованного регулярного снабжения.

В первую очередь это справедливо в отношении войск, набранных в Китае и состоявших из китайцев, киданей и чжурчженей. Судя по всему, именно они составляли основную часть армии, сражавшейся против Сун. Интересно, что аналогичная ситуация имела место во времена киданьской империи Ляо. «Дэ-гуан (император киданей. — Прим. авт.) хотел уничтожить племенных китайцев, но от этого его сумел уговорить Чжан Янь-шоу. Он посоветовал использовать китайцев для обороны южных границ государства, где из-за жаркого климата кидани очень страдали»[423]. В то же время собственно монгольские «тысячи», входившие в состав того или иного улуса чингизидов, в период войны в Китае также, скорее всего, обеспечивались из централизованной системы снабжения. Преимущества кочевого образа жизни как средства снизить расходы на армию на территории собственно Китая были не настолько очевидны. Улусы чингизидов и семьи воинов монгольских «тысяч» продолжали находиться на степных окраинах Китая. При новой политике империи в отношении оседлого податного населения в Китае находились только монгольские войска без семей и кочевого хозяйства.

Летом 1259 года каган Менгу умирает в самый разгар похода против Сун, и сразу же снова возникает вопрос о престолонаследии. И это при том, что в предшествующие годы в Монгольской империи произошло заметное усиление центральной власти по китайскому образцу. У империи появился свой эффективный аппарат управления и казалось, что семья Тулуя прочно контролирует положение в империи. Тем более что благодаря усилиям Менгу в её руках находился государственный аппарат сбора и распределения налогов, а значит, и основные рычаги управления государством. Однако монгольская традиция требовала избрания нового кагана на курултае, где должны присутствовать все чингизиды. На курултае каган должен был получить формальную легитимность. При этом концентрация власти и ресурсов в руках кагана при правлении Менгу достигла максимального значения. От того, кто именно будет каганом, напрямую зависело благополучие многочисленных чингизидов, которые получали ресурсы из государственной казны.

Очевидно, что ярко выраженная тенденция усиления центральной власти и использование для этого китайской модели управления государством, вызывала беспокойство у достаточно самостоятельных правителей отдельных улусов, в первую очередь Джучидов. Можно было легко предположить, что в случае продолжения политики Менгу давление со стороны государства на самостоятельные улусы будет только усиливаться. Поэтому необходимость проведения курултая давала чингизидам возможность попытаться оказать влияние на процесс избрания кагана.

Выше мы уже говорили о роли семьи в организации монгольского государства. Семейные отношения оказывали самое серьёзное влияние на политику в Монгольской империи. Они сказались и на политической ситуации после смерти Менгу-хана. Семья Тулуя не смогла выдвинуть единого кандидата на пост главы империи. Соперничество между братьями покойного Менгу Хубилаем и Ариг-бугой оказалось гибельным для единства государства.

В 1260 году в Монгольской империи было проведено сразу два курултая. На одном из них «посадили Ариг-Буку на каанство в местности Яйлаг-Алтай»[424]. Рашид ад-дин приводит список ряда чингизидов, принимавших участие в данном курултае. Среди них были дети Менгу, потомки Чагатая и другие. На другом курултае, проходившем в Китае, «в городе Кай-минг-фу посадили Кубилай-каана на престол царства»[425]. Здесь также были представлены чингизиды из различных семей. Обстоятельства ссоры братьев Хубилая и Ариг-буги нам неизвестны. В работе Рашид ад-дина говорится о вероломстве Ариг-буги, затеявшего заговор против Хубилая в борьбе за трон кагана. Однако с учётом того, что служил почтенный историк при дворе потомков хана Хулагу в Иране, а последний в споре братьев поддержал как раз Хубилая, такая оценка действий Ариг-буги вполне естественна. Но существует и мнение современного монгольского историка, что «Ариг-буге пришлось идти с оружием против своего старшего брата, поправшего сложившиеся монгольские государственные традиции и устои, предавшего интересы своей страны»[426]. Последняя фраза приведённой цитаты носит ключевой характер. Так как в результате конфликта двух братьев Монгольская империя распалась, то монгольский историк, естественно, возлагает ответственность на того из них, кто лишил историческую Монголию её столицы — Каракорума, перенял китайские ценности и традиции. Тем самым, с его точки зрения, привёл к гибели монгольское государство.

Скорее всего, возникновение проблемы было связано с двойственным характером государственности Монгольской империи. Концентрация власти в одних руках по китайской традиции управления при отсутствии строгих правил престолонаследия согласно другой, монгольской, традиции управления открывала широчайшие возможности для начала борьбы за наследство Менгу и за власть. Парадокс ситуации заключался в том, что, усиливая центральную власть и сосредоточивая в её руках все ресурсы империи и, что особенно важно, систему их распределения, монгольские каганы объективно вели дело к расколу государства, и в первую очередь к отделению его китайских провинций. С одной стороны, практически невозможно было распространить китайскую систему организации государства на всю территорию Монгольской империи. Этому мешали не только расстояния, но и система монгольских улусов, открытых влиянию местных культурных традиций. С другой — невозможно было создать единый аппарат управления по китайской модели для всей империи. Для этого как минимум необходимо было бы экспортировать из Китая чиновников.

Одновременно Монгольская империя по духу своей организации становилась все более китайской. Соответственно, все более весомыми становились системные различия между двумя частями империи. Для окончательной эволюции монгольской государственности в китайскую, для повторения того пути, который до монголов прошли многочисленные кочевники — хунны, сяньби, кидани, чжурчжени, завоёвывавшие Китай и создававшие здесь «варварские» династии, по большому счёту необходим был разрыв монгольского Китая с остальной частью империи.

О том, что системные противоречия зашли слишком далеко, говорит сам факт публичной ссоры братьев Хубилая и Ариг-буги. В классической китайской имперской традиции важное значение имел военно-административный аппарат, чиновничество, которое фактически осуществляло по незыблемым правилам управление страной при любом императоре и любой династии. Вопросы же о наследстве в рамках династии обычно решались путём дворцовых интриг. Тот, кто оказывался сильнее в дворцовой борьбе, затем автоматически получал власть над империей и мог рассчитывать на лояльность