было сделано в её китайской части. То, что сравнительно просто удалось сделать с помощью бывших китайских, киданьских и чжурчженьских чиновников в Китае, никак не могло получиться на русских землях и в Закавказье. Очевидно, это справедливо и для других частей Монгольской империи, не входивших в пространство Китая. Это, естественно, не способствовало укреплению империи.
В принципе поход Хулагу и должен был решить накопившиеся в Иране и Закавказье организационные проблемы. По большому счёту, его задачей была интеграция западных земель в состав империи. С одной стороны, новый монгольский улус становился наиболее мощным во всей империи. С другой — его присутствие на западе должно было способствовать укреплению единства империи путём распространения единых стандартов управления ею согласно китайской традиции. Обе эти тенденции в первую очередь были призваны укреплять позиции семьи Тулуя, которая контролировала центральный аппарат управления и одновременно использовала его полномочия для увеличения размеров собственного семейного улуса.
В то же время поход Хулагу интересен и с иной точки зрения. Появление на территории Ирана и Закавказья крупного улуса во главе с братом кагана позволяло решить проблему излишней самостоятельности находившихся здесь монгольских войск. Судя по всему, до появления Хулагу монгольские войска в Иране не входили в систему улусов отдельных чингизидов. Скорее всего, они напрямую подчинялись имперской ставке. Во время периодов междуцарствия после смерти сначала Угедея, а затем и Гуюка Чормаган и Байджу фактически оказывались предоставлены сами себе. Это наверняка доставляло определённые проблемы. К примеру, у Рашид ад-дина приводится беседа Хулагу с Байджу по прибытии в Иран. «Чурмагун-нойон помер. Ты на его месте что сотворил в Иранской земле? Какую рать разбил, каких врагов покорил?»[407]. Недовольство, скорее всего, вызывала вовсе не низкая эффективность боевых действий Байджу. Долгое пребывание последнего вдали от остальных монгольских улусов делало его слишком самостоятельным правителем, а это уже противоречило ключевому тезису монгольской традиции управления. Только чингизид мог возглавлять отдельный самостоятельный улус. В этой связи появление чингизида Хулагу в данном регионе было принципиальным с точки зрения утверждения здесь монгольской традиции.
Хулагу с его военными возможностями должен был также уравновесить влияние Джучидов на Закавказье. Хотя Менгу и был обязан Бату своим троном, но статус императора неизбежно заставлял его относиться к Джучидам как слишком самостоятельной и, главное, потенциально опасной для семьи Тулуя силе. Скрытое соперничество между Джучидами и центральной властью, несомненно, в это время уже имело место и происходило в том числе и в Закавказье.
В частности, любопытно, что ещё при Гуюке возник конфликт интересов между монголами из-за ситуации в Грузии. Местная царица Русудан получила приглашение одновременно от Бату из кипчакских степей и от уже известного нам военачальника Байджу из Ирана. «Оба они предлагали ей явиться к ним с миром и дружбой и уже с их позволения править царством своим»[408]. В этой сложной ситуации Русудан посадила на трон Грузии своего сына Давида и предпочла отправить его к Бату. В ответ Байджу объявил царём Грузии племянника Русудан, сына царя Лаши Георгия, которого также звали Давид. Оба Давида были посланы своими монгольскими покровителями в Монголию к Гуюку, который постановил «им править царством по порядку: сперва старшему из них Давиду (сыну Георгия. — Прим. авт.), а затем, после смерти его — другому Давиду, сыну Русудан»[409]. Такое решение Гуюка, вероятнее всего, было связано с его нежеланием вступать в откровенную конфронтацию с Бату, но, заметим, что приоритет он всё-таки отдал креатуре Байджу.
Интересно, что после смерти Гуюка и преследований против тех, кто выступал против Менгу и Бату, Байджу всё-таки сохранил свой пост в Закавказье и находился там вплоть до появления Хулагу. Хотя, например, нойон Илчидай, которого Гуюк направил в Иран в авангарде своего похода на Запад, был убит по приказу Бату[410]. Скорее всего, дело было в том, что Байджу, в отличие от Илчидая, не был связан непосредственно с Гуюком, а выражал лояльность имперскому центру в целом. В этом смысле его противостояние с Бату по грузинскому вопросу, очевидно, было воспринято семьёй Тулуя, как весьма полезное для их интересов. В то же время самостоятельность Байджу, который слишком долго находился вдали от имперского центра, не могла не внушать беспокойства. Поэтому, очевидно, и понадобились, с одной стороны, появление в Иране влиятельного чингизида Хулагу, с другой — включение Байджу с войском в состав его улуса и строгое внушение последнему, вошедшее в написанную Рашид ад-дином официальную историю монгольского государства. При этом Байджу и его людей вынудили покинуть Муганскую степь, где обосновался сам Хулагу. Новое местоположение для людей Байджу было определено в Руме, на территории нынешней Анатолии в Малой Азии.
Важно отметить, что, расположившись в Муганской степи на территории современного Азербайджана, Хулагу оказывался в выгодном стратегическом положении не только по отношению к зависимым территориям в Иране и Закавказье, но и к улусу Джучи. Отсюда он мог напрямую угрожать ключевым владениям Джучидов, расположенным в нижнем течении Волги. Мы, естественно, не можем знать существовали или нет подобные планы у семьи Тулуя. Но в любом случае приход Хулагу в Закавказье создавал действенный противовес влиянию Джучидов и одновременно условия для будущего конфликта интересов. Для семьи Тулуя было вполне логично постараться занять стратегически выгодное положение по отношению к самому влиятельному и соответственно потенциально самому опасному своему противнику. Напомним, что именно с территории современного Азербайджана свой поход против кипчаков в причерноморские степи в 1223 году совершал Субэдай-багутур. Отсюда же в более позднюю эпоху против Золотой Орды в том же самом направлении отправился и эмир Тимур.
В любом случае статус Хулагу, как брата кагана и руководителя общеимперского похода на запад, был очень высок. В состав его армии, подчиняясь распоряжению кагана, естественно, вошли и отряды из улуса Бату. «Выступили также с неисчислимыми войсками некоторые родственники его (Хулагу. — Прим. авт.) из улуса Батыя и Сартака и, пройдя через Дербентские ворота, пришли сюда»[411]. Среди них были Булгай, сын Шибана, сына Джучи, Тутар, сын Сонкура, сына Джучи и Кули, сын Урады, сына Джучи[412]. Судьба этих Джучидов будет иметь большое значение для дальнейших событий.
В начале 1258 года объединённая армия Хулагу взяла Багдад. Причём характерно, что это уже была не этнически монгольская, а вполне имперская армия. К примеру, в её состав входили армянские части, возглавляемые вышеупомянутым Хасаном Прошем и Закарэ сыном Шахиншаха[413]. Был в составе армии «сахиб Ала-ад-дин Атамелик со всеми султанами, меликами и атабеками Иранской земли»
