Технологический анимизм: сверхъестественная личность машин-гуманоидов (Richardson, 2016)

По словам Кэтлин Ричардсон, возможности анимизма в технонаучной среде почти не исследовались в антропологической литературе. Она предлагает концепцию «технологического анимизма», которая, по ее мнению, описывает концептуальную модель личности, проявляющуюся во взаимодействии между художественной литературой, робототехникой и конкретными культурными моделями личности, которые и так уже могут включать в себя нечеловеческих существ.

Ричардсон проводила этнографическое исследование в американских лабораториях робототехники с международными командами ученых из Японии, Соединенных Штатов и Европы. Она выяснила, что исследователи тщательно разрабатывают роботов так, чтобы свести к минимуму их человеческие свойства, избегая таким образом проявления деструктивных качеств. Напротив, они стремятся утвердить видение роботов как чего-то обычного, не волшебного. Американские исследователи не способны контролировать представление о роботах в обществе, в связи с чем те часто создают деструктивное впечатление, ведь в СМИ их описывают как опасных и угрожающих нам существ. В то же время философия относительно роботов, которой придерживаются японские ученые, кардинально отличается от той философии, которая свойственна ученым в Европе и в Америке. В Японии философия основана на анимистических элементах японского буддизма и синтоизма, которые поддерживают идею о том, что роботы — это наши друзья, а не враги.

Таким образом, Ричардсон объясняет, что роботы — это не только технологические, но и культурные объекты, способные приобретать значения, которые не всегда могут контролировать их создатели. Например, когда люди взаимодействуют с роботами, которые вызывают определенные чувства, мысли и поведение, их реакции опосредованы через человеческую социальность, поэтому их можно интерпретировать по-разному. Здесь полезен антропоморфизм — процесс приписывания человеческих характеристик нечеловеческим существам и объектам. Хотя антропоморфизм фигурировал во многих дискуссиях о животных, обсуждений о применении этой же концепции к роботам очень мало. Ричардсон описывает свойства робота как «сверхъестественные», потому что внешне они похожи на людей, а в существенном плане — нет. Роботы как существа занимают промежуточное положение между людьми и машинами, и специалисты по робототехнике изучают его, чтобы создать симуляцию формы, поведения и реакций человека.

Ричардсон приходит к выводу, что если роботы могут быть человекоподобными и «одушевленными», то возможен и технологический анимизм. Следовательно, не стоит ограничивать понятие «анимизм» лишь «природными» явлениями, а, напротив, нужно понимать его как более широкую концепцию, подкрепляющую культурную конструкцию свободы действий и личности. Приведенный выше пример хорошо показывает, что научно-технический прогресс бросает вызов не только концепциям личности, но и антропологическим концепциям.

Остановитесь и подумайте

Почему роботы имеют разное значение в Японии и Америке? Как концепцию анимизма в антропологии ставит под сомнение развитие машин-гуманоидов?

Как модернизация влияет на традиционные концепции личности?

Народ ираку в Танзании, численность которого составляет примерно 500 000 человек, говорит на южном кушитском языке. Этнографическая работа Кэтрин Снайдер «Современные коровы и экзотические деревья: идентичность, личность и обмен среди ираку в Танзании» (Modern cows and exotic trees: Identity, personhood and exchange among the Iraqw of Tanzania, 2002) посвящена жизни народа ираку на его родине — в регионе Мбулу центрально-северной части Танзании. Снайдер утверждает, что в этом сообществе в создание личности и идентичности вовлечены важные процессы, в том числе обряды инициации и практики обмена. По словам Снайдер, вызов традиционным, доколониальным методам развития личности среди ираку бросают идеи национального государства и распространение капитализма.

Снайдер утверждает, что личность и идентичность представляют собой часть процесса, который, словно маятник, двигается от образа индивида как отдельного существа до образа индивида как существа, ограниченного своим телом и созданного в ходе разных взаимоотношений. Идея чувства индивидуализма в целом считается проблемой, которую представители ираку называют ubinafsi — эгоизмом, при котором отношения и обязанности для человека становятся менее важными. Формирование личности среди ираку — это процесс длиною в жизнь, состоящий из элементов, которые представители народа едва ли могут контролировать (например, родство и происхождение), и действий, в которых они принимают участие (таких, как брак и обмен). Таким образом, личность в этом контексте формируется посредством как отношений, так и индивидуальной свободы действий, что оспаривает статус индивидуалистической или реляционной концепции личности как самостоятельных категорий.

Ритуалы играют центральную роль при формировании личности среди ираку, и с помощью них между людьми создаются новые отношения. Считается, что ритуалы корнями уходят в доколониальное прошлое ираку. Впрочем, Снайдер подчеркивает, что в наши дни обряды меняются, как они менялись, вероятно, и в прошлом. Существует несколько ритуалов, особенно важных для формирования личности среди ираку, в том числе рождение. При зачатии мать дает ребенку кровь, а отец с помощью спермы создает его кости. Эти два вещества, создающие людей, также важны для определения их природы, идентичности и будущих отношений. Кровь связывает всех родственников по материнской линии, а кости связывают родственников из отцовского клана. Снайдер утверждает, что элементы крови и костей формируют личность, но и вдвойне привязывают ее к комплексу взаимоотношений с родственными группами. Это оказывает важное структурное влияние на личность и свидетельствует о преобладании строго реляционной концепции личности. В частности, такой подход предполагает соблюдение моральных обязательств, которые могут выходить за рамки личного выбора.

Обряды обрезания также важны для приобретения человеком полной личности, хотя ритуалы среди мужчин и женщин проводятся совершенно по-разному. К примеру, женское обрезание — это очень интимный процесс, тогда как мужское обрезание проводится на виду у общественности. Обрезание символизирует изменение статуса и характера взаимоотношений с другими представителями сообщества. Оно необходимо для брака и тесно связано с сексуальностью. Снайдер отмечает, что хотя мужские обрезания все чаще проводятся в больницах, обряд не утратил своей важности; скорее, он превратился из коллективного права в индивидуальное.

Брак — это обряд инициации среди ираку, который повсеместно считается способом превращения индивида в полноценного взрослого человека. На церемонии бракосочетания присутствуют местное сообщество и родственники, живущие далеко. Впрочем, Снайдер отмечает, что более молодым представителям ираку свадьбы все больше дают возможность выразить современную индивидуальную идентичность. Несмотря на это, брачные обряды до сих пор требуют участия обеих семей, местного сообщества, соседей и друзей. Следовательно, отношения, которые люди поддерживают в своих сообществах и семьях, тесно связаны со способностью человека пройти важные брачные обряды. Снайдер описывает, как эти связи укрепляются с помощью брачных обрядов, но и подвергаются проверке в ходе брачных переговоров, которые могут быть обременительными.

В контексте практик обмена и ритуалов сохраняются традиционные модели поведения, что подчеркивает неизменную связь представителей ираку друг с другом. Например, они легко предлагают друг другу помощь в сельском хозяйстве, потому что быть