Излюбленным ходом современных сценаристов, сочиняющих сказки в псевдо-историческом духе, стал управляемый извне Ода Нобунага, который совершал хорошие поступки по велению души, а плохие – по приказу. Но если уж говорить серьезно, то для понимания причин нужно обратиться к событиям 1556 года, в котором Нобунага одержал победу над младшим братом Нобуюкой. Тогда Нобуюку спасло вмешательство матери, которая уговорила старшего сына сохранить жизнь младшему. По японским представлениям, подарив брату жизнь, Нобунага стал его благодетелем-ондзином. Всю оставшуюся жизнь Нобуюке предстояло верно служить старшему брату. Но Нобуюка переступил через долг признательности и в следующем году начал готовить новое восстание против Нобунаги – главы рода, своего старшего брата и своего ондзина. Нобунага узнал об этом, и на сей раз Нобуюке пришлось заплатить за свое коварство жизнью. Нобунага хорошо усвоил урок, который преподала ему жизнь, и впредь неукоснительно предавал смерти не только своих врагов, но и их родственников, которые могли бы стать на путь мщения. Но то была вынужденная жестокость, свойственная жестоким временам. Точно так же вели себя и другие, просто им не принято уделять столько внимания, сколько уделяют Нобунаге.
Главную в своей жизни жестокость Ода Нобунага совершил 30 сентября 1571 года, когда приказал сжечь монастырь Энряку-дзи на горе Хиэй[113]. Воины Нобунаги окружили гору и подожгли лес. Сгорело все, что находилось на горе. Людей, которые пытались спастись от огня бегством, безжалостно убивали. Не желая никого оправдывать, автор просит читателей поставить себя на место Нобунаги. В монастырском комплексе находилось более трех тысяч монахов-воинов, которые могли долго держать осаду, а Нобунага не мог позволить себе «застрять» у горы Хиэй, это означало бы для него поражение.
Необоснованной жестокости Нобунага не проявлял. Так, например, расправившись со своим зятем Адзаи Нагамасой и его десятилетним сыном Мадзумару, Нобунага оставил в живых жену Нагамасы (и свою младшую сестру) Оити, а также ее дочерей, потому что не опасался мести со стороны женщин.
Другим качеством, которое принято приписывать Оде Нобунаге, является талант стратега, но здесь необходимо сделать уточнение. Нобунага был великим политиком, умевшим привлекать людей на свою сторону и заключать выгодные союзы. Политическую ситуацию он просчитывал на несколько ходов вперед и был заранее готов к любым неожиданностям. Но по части стратегии, как таковой, Нобунага, честно говоря, «звезд с неба не хватал». Успеха на поле брани он достигал не игрой ума, а двух- или трехкратным превосходством в силах. Кроме того, Нобунага был восприимчив к новшествам, которые казались ему полезными. Так, например, он первым из японцев начал вооружать своих воинов мушкетами и аркебузами. Большинство противников Нобунаги не были знакомы с тактикой огневого боя и потому не видели от огнестрельного оружия никакой пользы. Кроме того, у самураев оно считалось оружием презренных трусов, поскольку позволяло убивать на расстоянии (стрельба из лука при этом считалась благородным способом ведения войны). Но Нобунага умело сочетал следование традициям, без которого он не смог бы возвыситься в японском обществе, с отступлением от них, если этого требовала обстановка. Старшего родственника японец вряд ли сравнит с Одой Набунагой, поскольку этот комплимент будет крепко приправлен васаби, но руководителю компании или же офицеру такое сравнение явно польстит. И вообще к сравнениям с выдающимися людьми прошлого японцы относятся крайне осторожно. Сравнения – словно остро заточенный меч, любое неосторожное движение грозит ранением.
Благородный герой, решивший объединить истерзанную междоусобицами страну, чтобы дать людям покой, заслуживает уважения. У японцев своеобразное понимание благородства, сильно отличающееся от западных стандартов. В европейской культуре благородству очень часто сопутствует бескорыстие – благородный человек старается во благо окружающих, не думая о благе собственном. Классическим примером можно считать английского разбойника Робин Гуда, который раздавал награбленное беднякам, покровительствовал слабым и вообще не упускал ни одной возможности творить добро. Если поставить рядом с Робин Гудом Оду Нобунагу, то европеец может обратить внимание на мотивы, побудившие Нобунагу к объединению Японии. Почувствовав вкус власти над провинцией Овари, Нобунага возжелал покровительства над всей Японией и с этой целью начал собирать земли под свою руку.
Да – это так. В действиях Нобунаги явственно просматривается то, что юристы называют «корыстным мотивом». Но кто сказал, что благородный муж не должен думать о собственном благе? Согласно конфуцианским представлениям, благородный муж не должен пренебрегать общественным благом ради личного, не должен ставить свои интересы выше интересов общества, но «не должен преследовать» и «не должен ставить выше» – это же разные понятия, не так ли? Если, следуя по избранному Пути, благородный муж делает добро и людям, и себе, то кто может упрекнуть его в этом?
Португальский священник Луиш Фроиш, принадлежавший к Обществу Иисуса[114], описал Нобунагу следующим образом:
«Роста он был среднего и телосложение имел хрупкое, а голос его был высоким и приятным на слух. Будучи человеком амбициозным и надменным, он старался поступать по справедливости, и никому не спускал обид, но при этом был любезным и милосердным. Спал он мало и рано вставал. Алчность не была ему свойственна. Он предпочитал действовать скрытно, был весьма сведущ в военных делах, легко впадал в гнев, но и отходил быстро. Он крайне редко следовал чужим советам и внушал окружающим сильный страх, который мешался с уважением. Он не пил вина, был умеренным в еде, и вообще привычки его были необычайно простыми. Он с презрением отзывался об императорах и князьях, не поклонялся богам или идолам, не верил в предсказания и вообще не был суеверным. Несмотря на принадлежность к буддийской школе Хоккэ[115], он не верил ни в бога, ни в бессмертие души, ни в загробную жизнь».
Осенью 1568 года Нобунага захватил Киото и поставил сёгуном (пятнадцатым по счету) Асикага Ёсиаки, который в благодарность предложил ему должность канрэя. Нобунага отказался от столь лестного предложения, и этот отказ нередко пытаются представить в качестве образцового бескорыстия… На самом деле Нобунага просто не хотел связывать себе руки, становясь сановником сёгуна. Он стремился побыстрее завершить завоевание-объединение Японии, после которого установил бы свое самостоятельное правление, никак не связанное с сёгуном и его бакуфу. Отношения между Нобунагой и сёгуном Ёсиаки быстро испортились, и в августе 1573 года Нобунага изгнал Ёсиаки из Киото, положив тем самым конец сёгунату Муромати (правда, от титула сёгуна Ёсиаки отказался только в 1588 году).
Дела Нобунаги шли хорошо, хотя и не всегда гладко и не так быстро, как ему хотелось. Роковую роль в судьбе этого великого человека сыграло предательство одного из его ближайших сподвижников Акэти Мицухидэ. В начале июня 1582 года, вместо того чтобы выступить во главе десятитысячной армии против
