Никита фигурировал как персонаж-защитник во множестве заговоров и заклинательных молитв: от сатаны, от врагов, от стрел, от оружия, на ратное дело, от похищения новорожденного злым духом. И даже в любовном заговоре-«отсушке». Иногда ему приписывали способность вызволять из темницы[186]. Его называли «бесом губитель» и «прогонитель»[187]. А в Волоколамском патерике (XVI в.) Никита спас от агрессии демонов «поселянина», который молился ему о выздоровлении. Святой отогнал от его постели черного человека с огненным мечом и отправил адского палача карать людей, которые обращались для лечения к «волхвам»[188].

Святой Нифонт Констанцский (слева) держит свиток, текст на котором обличает скоморохов («Проклят тот человек, кто оставит церковь Божию и идет к скоморохам, та игра бесовская от самого сатаны сотворена…»). По житию, Нифонт боролся с музыкантами, которые устраивали буйные веселья. Когда на Руси в XVII в. начали жестко преследовать скоморохов, иконы Нифонта с таким обличением стали популярны. Изгоняемый бес изображен внизу. Рядом с ним текст: «Идеже имя твое с(вя)тое призываемо будеть и к месту тому не приближуся». Икона подсказывает, что Нифонт имеет власть над бесами, и кто помянет его в молитвах, будет защищен.

Преподобный Нифонт Кипрский и праведный Артемий Веркольский, конец XVIII в.

Музей русской иконы им. Михаила Абрамова, Инв. № 445.

Победа над бесом определила и средневековый культ Никиты со всеми молитвами и заговорами, и его изображения. Образ святого, схватившего за волосы и избивающего беса, распространился на храмовых иконах, на нательных образках и даже на нательных крестах. Никиту и пойманного демона изображали вместо распятого Спасителя. Это должно было увеличить эффективность креста как оберега.

Ипатий Гангрский был не так популярен, но тоже появлялся на иконах и упоминался в текстах как демоноборец и змееборец. Встречались даже сборники, целиком посвященные Ипатию. К примеру, в начале XVIII в. была составлена внушительная по объему рукопись (296 листов), которая включила несколько версий его жития – в том числе и апокрифическую с рассказами о демоноборчестве. Сюда вошли истории о чудесах Ипатия, слова на его память, молитвы и службы святому, его послания, а также миниатюра, на которой изображена его победа над драконом[189].

Складень-оберег. На одной створке Никита Бесогон избивает беса, на другой – Федор Тирон пронзает дракона копьем. Вверху – женское лицо с волосами-змеями. Оно напоминает Медузу Горгону. Кроме того, возможно, оно ассоциировалось с демоницей, убивающей женщин и детей – в разных традициях она была известна под именем Обизут, Гилу, Истера. Ее описывали как женщину или демона с волосами до земли, телом, которое скрывает тьма, с огненным взором и так далее. Такие обереги-«змеевики» пришли на Русь из Византии. Они должны были защитить владельца от бесов (в этом помогали святые-демоноборцы) и, вероятно, от колдунов, наводящих порчу (их могли отпугивать образы демонической Горгоны-Гилу).

Складень-змеевик, XV в., красная медь, литье.

ЦМиАР, Инв. № КП 4476/165.

Мартирии женщин-демонобориц, Иулиании и Марины, тоже рассказывали историю про беса в темнице. Иулиания Никомидийская была заточена в тюрьме, бес явился ей в образе ангела, мученица получила от Бога власть над демоном и заставила его рассказать о себе. После этого она связала бесу руки, избила его железными оковами («…и положи его на землю, и вземши от лежащих желез, биаше и зело»), а наутро выбросила в кучу грязи у дороги[190].

Но самой страшной экзекуции бесов подвергла святая Марина (в католической традиции – Маргарита) Антиохийская[191]. В темнице она сама попросила Бога, чтобы он показал ей дьявола. Перед ней возник дракон, обвитый маленькими змеями. Он проглотил девушку, но мученица перекрестилась, брюхо змея разорвалось, и святая вышла из его утробы. После этого из угла темницы показался демон. Он взял Марину за руку, чтобы она прекратила молитву, и начал упрекать, что она убила его родственника («ужика») Руфа: «аз ужику свою Руфа во образе змиеви пустих, яко да тя погубить, ты же молитвами своими умори его и ныне мыслиши и мене изгубити. Но помилуй мя…» Вместо того, чтобы миловать демона, Марина перешла в атаку. Она схватила беса «за власы и за ус», вырвала у него половину бороды и выбила правый глаз. После этого она взяла медный молот, ударила им беса в лицо, повалила духа, наступила на него ногой и стала бить молотом по голове и плечам. Закончив избиения, Марина узнала «послужной список» демона, расспросила о происхождении бесов и выслушала его жалобу – никто прежде не наказывал его «тысячью ран»[192].

Этот рассказ с физиологическими подробностями (у беса растут усы с бородой, и их можно рвать по частям) восходит к редакции жития из среднеболгарского Бдинского сборника XIV в. Здесь описание борьбы с драконом и демоном, а затем расспросов беса занимало около 20 листов[193].

Ангел помогает святому и побивает бесов: схватив ближайшего за хохол, он заносит над ним жезл. Другие бесы скрестили руки на груди в позе покойников. Хватка за волосы – древний знак триумфа над врагом. Так часто изображали сцены победы в античном искусстве.

Миниатюра из Жития Нифонта Констанцского, XVI в.

НИОР БАН. П. I. А. № 50, л. 115об.

В европейской и византийской книжности встречались разные редакции этого текста. Иаков Ворагинский в своей знаменитой «Золотой легенде» (собрание житий и легенд, созданное около 1260 г.) кратко пересказал известные ему варианты жития. По одной версии, пишет он, дракон исчез от крестного знамения, а по другой «пожрал Маргариту и затем лопнул», что «считается апокрифом и нелепой сказкой»[194]. Так же считал неизвестный автор русской редакции жития, которая входила в просмотренные мной списки XV–XVI вв. Он объяснял все в спиритуалистическом ключе, явно стараясь примирить ужасающие