Как мы уже видели, такие истории говорят не просто о сне или мираже. Раны, нанесенные бесами, остаются на теле человека – как это происходило с «отцом монашества» Антонием Великим, который много лет сражался с демонами.

Впечатляющая картина на грани видения и реальности описана в Киприановской редакции Сказания о Мамаевом побоище (ее написал между 1526 и 1530 г. московский митрополит Даниил). Купцы Василий Капица и Семен Антонов увидели на небесах целое войско «эфиопов»-бесов. Они готовились к сражению, но внезапно явился святой митрополит Петр († 1326) и перебил всех духов – одни разбежались, «друзии же в водах истопоша, овии же язвени /раненные/ лежаша»[172]. И хотя речь идет о видении, «утонувшие» и «израненные» бесы явно демонстрировали телесную уязвимость.

Избиение беса наяву. Последняя модель самая интересная. Здесь святой истязает беса, который явился к нему либо в чужой личине (прикинувшись ангелом, человеком, зверем), либо в «собственном» – темном, страшном, огненном – облике. Хотя начало историй разное, ситуация разворачивается одинаково: сам праведник или его небесный заступник хватает демона наяву и избивает, используя разные материальные предметы. Зримая оболочка беса, как бы она ни выглядела, сперва получает физические увечья, а потом исчезает.

В византийских житиях очень рано распространились истории о том, как бес явился аскету в облике женщины, искушая похотью. В некоторых историях отшельник догадывается, что перед ним не настоящая девушка, и обжигает ее раскаленным железом. Демон кричит от боли и исчезает[173].

Знаменитого аскета Симеона Столпника как-то ночью схватила за ногу и попыталась повалить «яко рука человечя». Симеон взял молот, перекрестился и ударил по ней. В другой раз он связал руки демону, который напал на него в облике «великого» юноши – связанный бес «исчез как дым»[174]. Популярное на Руси житие епископа Нифонта Констанцского (или Кипрского) рассказывало, что святой много лет страдал от бесов, но однажды сам перешел в нападение и нанес каждому из атаковавших его духов по «тысяче ран»[175]. Когда на Андрея Юродивого в церкви напали демоны, вооруженные копьями и ножами, на защиту пришел Иоанн Богослов: он приказал следующим за ним «белоризцам»-ангелам запереть двери, чтобы ни один из бесов не убежал, а потом снял с шеи Андрея железную цепь, согнул втрое и избил всех духов, велев им показаться сатане[176]. А в «Слове иже во святых отца нашего Николы, о житии его и о хождении и о погребении» Николай бросил беса на землю, вложил свой «малый палец» в его уста и велел рассказать о том, как он вошел в девушку. Другого беса он избил, связал ему руки и ноги и низринул сквозь землю[177].

В конце XVII в., когда на Руси перевели известный европейский сборник «Великое зерцало», его читатели познакомились с еще более яркими историями. В одном из рассказов юноша-монах погнался за бесом, чтобы отнять у него хартию, на которой были записаны его забытые и неисповеданные грехи. Демон бросился убегать, но «божьим повелением» ударился о церковное било, упал и выронил список. Монах подобрал хартию, исповедал все грехи, а потом вернул список ушибленному бесу. В другой истории чернокнижник наслал демона на некую праведную девушку, которая молилась святому Иерониму. Святой немедленно явился на помощь и избил беса, связав его железными веригами. Рассерженный демон вернулся к чернокнижнику и побил его так, что тот едва выжил[178].

Бесы атакуют Андрея Юродивого в храме. Один из них несет железные оковы, другой – огромный топор. Но навредить праведнику им не суждено – вскоре они сами будут избиты апостолом Иоанном Богословом.

Миниатюра из рукописи XIX в.

НИОР БАН. Лукьян. № 42, л. 13об.

Такие рассказы заставляют задуматься о том, как связаны бес и его зримый облик. Страдает ли дух от ударов, наносимых его видимому телу, или избиение – только образ духовной победы? Михаил Пселл утверждал, что демоны чувствуют боль, когда их бьют святые[179]. Но авторы житий, в отличие от богословов, не задавались такими вопросами. Максимум, что можно встретить – краткие авторские комментарии о том, что демон страдал «от наносимых ударов» и (или) «от Христовой силы». Такие комментарии то появлялись, то исчезали в разных редакциях.

Об избиении бесов подробнее всего рассказывали четыре переводных жития: Никиты Бесогона («сына Максимиана»), Ипатия Гангрского, Иулиании Никомидийской и Марины (Маргариты) Антиохийской. Все их герои жили и умерли в III–IV вв. И католическая, и православная церкви в разное время признавали эти мартирии (жития мучеников) недостоверными и ложными. Но в Средние века они были широко распространены, а сами святые – в особенности Никита и Маргарита – популярны и на христианском Западе, и на Востоке.

Никита Бесогон – важнейший, после архангела Михаила, демоноборец русского Средневековья. Апокрифическое «Никитино мучение» перевели на русский уже в XI–XII вв.[180] Ключевой сюжет (который и повторялся в житиях всех четырех мучеников) связан с моментом после ареста и до начала пыток святого. Демон явился в темницу в образе ангела и убеждал Никиту поклониться языческим богам, чтобы избежать мучений. Святой не поверил, помолился, и перед ним предстал архангел Михаил. Он велел Никите «удержать» беса. Никита схватил демона, повалил на землю, наступил на шею, задавил и, сняв с ног цепи, избил ими духа. Ложный ангел попросил «ослабить ногу» на его шее, а затем представился «Вельзаулом» и рассказал о своих действиях на земле. После этого Никита взял беса «за руку», отвел к императору, показал ему «ложного бога» и изгнал демона[181].

Ипатий Гангрский избивал беса дважды. Первый раз тот явился в образе старика, тонущего в море. Ипатий подошел к нему по волнам, связал его за ноги, привел на корабль, повесил и побил корабельным «жезлом»[182]. Бес представился как «Ворохам бесовом начельник, имам бо в мори деланиа моа», а затем, по приказу экзорциста, отправился в геенну. Вторая история дублирует рассказ Никитиного мучения. Бес явился в темнице в образе ангела, Ипатий схватил его, связал, избил железной «дьщицей», а на следующий день взял «за волосы» и привел к царю-язычнику[183].

Эти рассказы имели вполне прикладную цель. Авторы обоих житий предлагали читателям носить текст жития в качестве