При этом на соборе было указано, что подобное исключение было сделано только для царя: «Да не дерзнет (никто) таковая сотворити, четвёртому браку сочетатися». Таким образом, остальных «жен» царя следует считать сожительницами: не случайно царь Федор Иоаннович, наследовавший престол после Ивана Грозного, приказывал не поминать царевича Димитрия, родившегося от последней «жены» Грозного Марии Нагой, считая царевича незаконнорожденным. Сын Ивана Грозного, царевич Иван Иванович, имел трех жен – Евдокию Сабурову, Параскеву Соловую и Елену Шереметеву. Именно из-за последней у Ивана Грозного случился конфликт с сыном, в результате которого царевич погиб. Условное «многоженство» не было редкостью и в боярской среде. Бояре нередко, кроме законной жены, имели несколько наложниц, находя их среди служанок собственного дома. Известно, что один фаворит царя Алексея Михайловича завел у себя целый гарем любовниц, и так как его жена была этим недовольна, то он, недолго думая, отравил ее.

В русском Средневековье существовало представление о том, что женщина – главный источник соблазна для мужчины, они хуже сопротивляются искушениям, более любвеобильны и эмоциональны и склонны в браке и вообще в системе взаимоотношений с мужчинами отдавать предпочтение физической стороне в ущерб духовной и нравственной. Поэтому они используют косметику, соблазнительно себя ведут и таким образом «устреляют сердца» мужчин и влекут последних к физическому соединению. Поэтому существовали многочисленные правила, которые должны были вводить интимную близость в более или менее «разумные» рамки.

Интенсивность сексуальной семейной жизни определялась прежде всего календарем постов. Интимные отношения запрещались во все четыре больших поста, в среду и пятницу (постные дни) и накануне этих дней, в субботу (предпраздничный день), сразу после принятия причастия. В итоге для супружеской телесной жизни оставалось пять-шесть дней в месяц. Сам процесс интимной близости тоже имел регламент: например, запрещалось обнажаться полностью, многие назидательные сборники требовали в период постов спать мужу и жене раздельно, завешивать иконы в комнате, где происходит интимная близость, снимать нательный крест. Запрещалось вступать с женой в интимные отношения в дни месячных и «дни очищения» – шесть недель после родов.

Поскольку тогда не существовало никаких предохранительных средств против кровотечения во время месячных, женщине в этот период запрещалось находиться на богослужении и причащаться («Егда нечиста будет жена, не печи проскур ей, нив церковь влазити, ни целовати Евангелия, ни иконы, ни креста»). Этот запрет был связан и с тем, что по канонам в храме недопустима кровь – там, где совершается Бескровная Жертва, всякое пролитие крови недопустимо. Поэтому даже порезавший случайно в храме палец священник или церковнослужитель должен был немедленно выйти и вернуться, только если кровотечение полностью остановилось. Поэтому, если месячные у женщины начинались во время службы, она обязана была немедленно выйти из храма.

Не запрещались плотские отношения во время беременности. Категорически не приветствовались «фантазии» во время интимной близости, например позы, при которых женщина оказывается сверху (существует граффити с Золотых ворот Киева XI–XII вв. с откровенной сценой соития мужчины и женщины, где женщина внизу, а сверху полураздетый мужчина). И тем более строго осуждалась мастурбация, за которую полагалось 60 дней поста и 140 ежедневных земных поклонов. Жестко наказывалось скотоложество. «Чин покаяния Григория Нисского» требовал исповедаться, если «в чрезъестественная согрешения впадеся – с четвероногим в пиянстве». За это полагалось до 15 лет отлучения от причастия и по 150–200 ежедневных поклонов. Самым жестким образом наказывались лесбиянство и гомосексуализм.

В древней и средневековой Руси знали, что такое контрацепция, и пользовались для этого «зелиями», но это строго запрещалось Церковью, которая отлучала за нее от причастия на 10 лет. «Зелие» готовили «бабы богомерзкие» – знахарки и ворожеи («потворницы» и «чародеицы»). Такого рода знахарки сущестовали на протяжении всей русской истории и не были редкостью – к ним обращались не только затем, чтобы избежать нежелательной беременности, но и для того, чтобы зачать, когда женщина не могла родить. Так, великий князь Василий III, отец Ивана Грозного, после женитьбы на Елене Глинской, по словам А. Курбского, искал «чародеев», чтобы жена могла родить. Великий князь Иван III приказал утопить ночью в Москве-реке «лихих баб», которые приходили «с зельем» к его супруге, великой княгине Софии Палеолог.

Услугами «баб» пользовались и Борис Годунов, и Василий Шуйский. «Бабы» занимались и приворотами мужей и жен, готовили из коровьего и женского молока, меда, «любовных корениев» и даже пота зелья. Один из источников XII в. говорит: «А се есть у жен: если не взлюбят их мужи, то омывают тело свое водою и ту воду дают мужам». Не случайно летописец XVI в. вздыхал: «Руские люди прелестни и падки на волхвование». «Бабы» могли помочь сделать аборт («вытравить» плод), с чем боролись: в церковных нравоучительных текстах указывалось, что его следствием может быть серьезный вред организму женщины и даже ее гибель (наказание за аборт было тем строже, чем позднее был срок беременности). Выкидыш, который не был редкостью из-за тяжелых условий жизни женщины особенно в крестьянской среде, не наказывался, а вот преждевременные роды считались «душегубством», и за них следовало наказание.

Н. Пушкарева предполагает, что «главной формой супружеских ласк были, вероятно, поцелуи. Как элемент любовной игры (в том числе супружеской) поцелуй (лобзанье) был издревле известен и ее участникам, и древнерусским дидактикам». При этом необходимо различать дружеский поцелуй и любовный. В XVI–XVII вв. у гостей было принято во время обедов в богатых домах целовать жену хозяина, и этот поцелуй был похож на те «ритуальные» поцелуи (чмоканья, когда губы сжаты), которые есть и сейчас и не являются предосудительными. Такого рода дружеские поцелуи были допустимы даже в монашеской среде. Любовный поцелуй совершался открытым ртом и был более глубок, он выражал телесную привязанность и сексуальное расположение. На Руси всегда осуждалась и наказывалась супружеская измена. Муж имел право развестись с женой, если узнавал о том, что она ему изменяет.

Что касается обсцентной лексики (матерной брани, того, что называли «злая лая матерная»), ее происхождения, распространения и бытования, то рассмотрение этой темы значительно осложняется тем, что вопрос этот чрезвычайно табуирован. В силу этого возникла целая мифология, связанная с происхождением и развитием обсцентной, экспрессивной лексики, и среди мифов наиболее устойчивым является миф о происхождении этой лексики из татарского языка в эпоху татаро-монгольского нашествия. Это при том, что на Русь пришли не татары, а именно монголы, которые, в отличие от татар, говорящих на тюркском языке, говорили на старомонгольском, принадлежащим к совершенно иной языковой группе. Сегодня уже общеизвестно, что обсценные слова, обозначающие мужской и женский половой орган, а также совокупление, имеют праиндоевропейские корни. Кроме того, известны берестяные грамоты домонгольского времени (например, грамота № 35 XII в. из Старой Руссы, грамоты