Так кому же верить? На мой взгляд, в каждом из этих радикально разных взглядов на Тюдоров есть доля истины, и они подчеркивают тему, которую я выделял на протяжении всей этой книги: вопрос последовательности. Если сначала были созданы ранние демократические институты правления по согласию, то впоследствии можно построить бюрократию, не скатываясь неизбежно к автократии или деспотии.

Сначала рассмотрим свидетельства о деспотизме Тюдоров, или о том, что лучше назвать попыткой деспотизма. В поддержку тех, кто утверждал, что Генрих VIII имел деспотические наклонности, Лоуренс Стоун предложил следующий список действий: Генрих расширил определение измены, включив в него речь; он произвольно захватил богатства монастырей Англии; он объявил себя главой церкви; он пытался править с помощью прокламаций; и он надеялся создать постоянную армию.[583] Итак, Генрих не был мягкотелым демократом.

Если отбросить свидетельства деспотизма, то очевидно, что Тюдоры добились значительных успехов в создании бюрократического государства. Джеффри Элтон считает, что до серии реформ, начатых после 1529 года Томасом Кромвелем, главным министром Генриха VIII, английское государство все еще соответствовало средневековой модели, напоминающей домашнее хозяйство правителя.[584] Этот стиль управления в основном предполагал, что король правит через свое ближайшее окружение без четкого разграничения полномочий и компетенции, как мы ожидаем в бюрократии. Результатом реформ Кромвеля стало снижение значимости королевского дома, а также неформального внутреннего кольца ведущих советников. Теперь существовал ряд департаментов, известных как суды, некоторые из которых занимались отдельными аспектами сбора доходов. Также появился более формальный Тайный совет. Хотя Томас Кромвель разработал безличные бюрократические процедуры, он не смог применить их к себе.[585] Возможно, по этой причине Кромвель нажил себе много врагов и в конце концов потерял расположение Генриха VIII. В июне 1540 года он был арестован и заключен в Тауэр, а месяц спустя Кромвель был публично обезглавлен.

Поразительным в реформах Тюдоров является то, что они не превратили Англию в автократию. Правда, парламент не создавал тюдоровскую бюрократию — ее возглавляли министры короны — и не обладал формальным надзором того рода, который он приобретет в последующие века, но также нет сомнений в том, что Генрих VIII был вынужден править совместно с парламентом. Так называемый «Реформационный парламент», длившийся с 1529 по 1536 год, стал самым продолжительным заседанием парламента Англии на сегодняшний день. В этот период парламент утверждал свое верховенство в законодательстве. Теперь Англией, по крайней мере в принципе, должен был управлять некий коллективный орган исполнительной власти под названием «король-в-парламенте». Согласно одной из интерпретаций, Генрих VIII придерживался этого соглашения, потому что с ним он мог править более эффективно.[586]

Альтернативная точка зрения на то, почему парламент сохранял свое значение, заключается в том, что Генриха сдерживали «мощные средневековые институты и политические традиции».[587] Политологи могли бы сделать аналогичный вывод, используя другие формулировки: как только члены парламента научились действовать коллективно, они оказались в лучшем положении, чтобы противостоять королевским посягательствам. Это иллюстрирует важность последовательности действий. К моменту воцарения Генриха в Англии существовала хорошо отлаженная система политического представительства, и, мобилизуясь в этот период, парламент мог опираться на нее. Лучшей иллюстрацией этого является длительная оппозиция биллю, представленному Томасом Кромвелем в 1539 году, который должен был дать короне право править указом. Законопроект столкнулся с жесткой оппозицией как в лордах, так и в общинах. В конце концов, закон, разрешающий править посредством прокламаций, все же прошел через парламент, но на его использование были наложены очень серьезные ограничения, а сам закон был отменен в 1547 году.[588] Последующие монархи Тюдоров часто предпочитали созывать парламент лишь изредка, особенно в случае Елизаветы I, но они не пытались обойти его. Позднее попытки монархов Стюартов сделать именно это привели к конфликту, в результате которого была создана более полная форма парламентского верховенства. Именно к этому мы и обратимся в следующем разделе.

Два лица парламентского верховенства

Следующим важнейшим шагом в конституционном развитии Англии стал переход к парламентскому верховенству. После столетия конфликта между короной и парламентом в 1688 году парламенту удалось подтвердить и усилить свои «древние» прерогативы. Парламент теперь собирался гораздо чаще, чем раньше. Он стал играть активную роль в сборе доходов и управлении новой системой государственных займов. Он также принимал другие формы экономического законодательства. В связи с этим прямое влияние короны значительно ослабло. Последним годом, когда корона наложила вето на парламентское законодательство, был 1710-й.[589] Теперь не столько важно, кто был королем или королевой, сколько кто контролировал большинство в Палате общин и исполнительные функции, которые стали называть «министерством». Постепенно эта система превратилась в систему с премьер-министром, кабинетом министров и нормой ответственности министров. В период с 1688 по 1715 год в стране часто проводились выборы и шла острая борьба между двумя зарождающимися политическими партиями — вигами и тори. После 1715 года виги создали устойчивое большинство, которое продержалось до 1760 года. Позднее комментаторы называли это «господством вигов».[590]

Значение Славной революции 1688 года в изобилии признается и подчеркивается историками, экономистами, политологами и другими.[591] Чтобы не повторять сказанное другими, здесь я хотел бы подчеркнуть факт, которому уделяется меньше внимания. Очень важно, что парламентское верховенство было установлено в стране, где практика связывания представителей мандатами уже исчезла. Большое значение имело и то, что уже сложилась практика принятия решений простым большинством, без возможности для отдельных населенных пунктов блокировать решения или отказаться от них. Все это означало, что, когда верховенство парламента было установлено, это произошло с органом, который имел очень существенную изоляцию от местных интересов. Это очень отличало ситуацию от парламентского верховенства в Голландской республике. И последнее, что следует признать в отношении 1688 года, — это то, что, как подчеркивает Джек Голдстоун, успешное вторжение Вильгельма Оранского было весьма условным событием, которое могло и не состояться. Если бы это произошло, история современной демократии могла бы быть иной.[592]

Когда британский парламент стал верховным, его изоляция от местных интересов имела как хорошие, так и плохие последствия, или то, что мы можем назвать двумя сторонами парламентского верховенства. Первая, положительная сторона заключалась в