Архип поднял бровь. – Серьёзно? Ну, это даже подозрительно. Обычно после пожара люди любой помощи рады, а эти от тебя, как чёрт от ладана. Ладно, – он ткнул пальцем в свой ноутбук. – У меня тут пару номеров есть. Могут пробить, если надо. Но это если совсем прижмёт.

Я смерил его взглядом. – Ты чего, в базу МВД лезешь?

– Я ничего не лезу, – он безмятежно выпустил дым. – У меня знакомые есть. Которые за бутылку хорошего коньяка могут пробить, где бабушка с твоей Алёнкой могли бы остановиться. Чисто для прикидки.

Помолчали. Я понимал, что это уже крайняя мера, пахнущая нарушением всех границ. Но...но если надо, я готов был и на это пойти.

– Пока обойдусь, – сказал я, направляясь к двери. – Сначала попробую по-хорошему. Через больницу. Медсёстры обычно знают, куда пациентов выписывают.

– Твоё дело, – Архип пожал плечами. – Если по-хорошему не выйдет – звони. Короче, держи в курсе. А я пока тут один с подрядчиками торговаться буду, как баба на рынке.

– Разторгуешься, – я уже открывал дверь. – Ты же у нас великий переговорщик.

– Иди нахер. Ты прекрасно знаешь, какой из меня переговорщик! – крикнул он вслед, но я уже выходил в коридор.

На улице я сделал глубокий вдох. Вечерний воздух был холодным и отрезвляющим. В голове, наконец, был чёткий, пусть и не самый простой план. Не эмоции, а действия.

Первым делом – больница. Узнать, куда выписали Алёну. Потом... потом посмотрим. Главное – не дать эмоциям снова взять верх. Действовать как на службе: цель ясна, задача определена.

Я сел в машину, резко завёл двигатель.

Глава 10

После Архипа я зарулил на Садовую и притормозил напротив того самого пепелища. От дома остался лишь чёрный остов, пахнущий гарью и влажным пеплом. Воздух звенел от тишины – неестественной, мёртвой. Как в кино про апокалипсис.

Рядом с домом соседки, на лавочке сидела старуха, курила самокрутку и смотрела на пожарище пустым взглядом.

– Здрасьте, – поздоровался я. – А вы с соседями общались?

Бабка метнула на меня взгляд своих белёсых глз.

– А что? Зачем спрашиваешь? Думаешь, я дом подпалила им?

– Да нет. Я не следователь. Знакомый Вероники. Помочь им хотел просто, а куда съехали, не знаю.

– Ну так и мне помоги. Отблагодари за помощь, тогда и скажу.

Я сунул ей в сухую костлявую руку пятисотку, она посмотрела на деньги с каким-то презрением. Может, мало дал, но я не стал предлагать больше.

Бабулька медленно перевела взгляд с денег на меня, будто только что заметила. – Недалеко отсюда... – выдохнула она сизый дым. – В церкви теперь. Там их приютили, пока всё устаканится.

Меня будто током ударило. – В какой... церкви? – не понял я. Вероника с матерью, насколько я помнил, в церковь раз в год может и ходили.

– Баптисты там, что ли, – махнула старуха рукой. – На Проспекте, в новом таком доме. Хорошие люди, сразу помощь предложили. А наши-то власти... – она махнула рукой в сторону пепла.

Я поблагодарил и поплёлся к машине, чувствуя себя полным идиотом. Церковь. Баптисты. В моей жизни, состоявшей из казармы, пожарной части и бесконечной борьбы за выживание, для Бога и веры места не оставалось. Последний раз я был в храме лет десять назад по просьбе матери. Меня всегда отталкивали эти истинно верующие бабульки, которые следили за каждым моим шагом, стоило только войти в храм.

Но мысль о том, что Алёнка ночует в каком-то чужом месте, среди незнакомых людей, заставила меня сесть за руль и вбить в навигатор адрес. Сердце ёкало на каждой кочке, пока я туда ехал. Что я там скажу? Что сделаю?

На Проспекте действительно стоял новый кирпичный дом, больше похожий на обычный жилой дом, если бы не скромная вывеска «Дом Молитвы» и крест на крыше я бы не подумал, что здесь церковь находится.

Я заглушил двигатель, несколько минут сидел, глядя на залитую светом дверь. Собрался с духом, вышел и пошёл к входу.

Дверь была не заперта. Я толкнул её и замер на пороге. Внутри был просторный зал со скамьями, как в кинотеатре. А на невысокой сцене стояли женщины и пели. Не так, как в православном храме – а каким-то очень чистым, стройным хором. Их голоса сливались во что-то удивительно мирное.

Увидев меня – здоровенного мужика в потёртой куртке и с повязкой на лбу, – они замолчали. Все женщины уставились на меня. Я почувствовал себя волком, забредшим на чужую поляну.

– Вам кого? – спросила женщина постарше, видимо, руководитель хора. В её голосе не было страха, лишь спокойное участие.

– Я... Марию Фёдоровну ищу. С внучкой, – выдавил я. – Мне сказали, они здесь.

Женщина кивнула и что-то тихо сказала молоденькой девушке. Та кивнула и скрылась в коридоре справа. В зале повисла тишина, все так же смотрели на меня, но уже без подозрения. С любопытством.

Из коридора вышла Мария Фёдоровна. Увидев меня, она побледнела, губы её задрожали. Я видел, как в её глазах вспыхнула знакомая ненависть и желание послать меня куда подальше. Но она оглянулась на женщин из хора, на их добрые лица, сглотнула и смиренно подошла ко мне. В её движениях была вынужденная покорность, которую навязывает присутствие в «святом месте».

– Что тебе нужно, Артём? – спросила она тихо, но твёрдо. – Я сказала, мы справимся сами.

– Помощь хотел вам предложить. Может, деньги нужны.

Я видел, как сжались её губы, как взгляд стал колючим. Эта женщина могла бы дать фору любым нашим командирам по части упрямства.

– Деньги не нужны, – отрезала Мария Фёдоровна, скрестив руки на груди. – Справляемся. Люди добрые помогают. Крыша над головой есть, остальное – мелочи.

– Мелочи? – я не сдержался. – Для вас, может, и мелочи. А для ребёнка? Вы хоть подумали, каково ей тут, в чужом месте, после пожара? Ей нужна нормальная кровать, игрушки свои, покой!

– Здесь её никто не обидит! – её голос дрогнул от возмущения. – Здесь хорошие люди, они её любят. Чего не скажу о некоторых, – она бросила на меня уничтожающий взгляд.

– А Вероника? – попробовал я другой подход, отчаянно цепляясь. – Она знает, что вы здесь? Она согласна, чтобы её дочь...

– Вероника сама сюда ходит! – перебила она меня, и в её глазах блеснуло торжество. – Всех здесь знает. И доверяет. Так что не твоё дело.

Тупик. Чувство полной беспомощности начало заливать меня горячей волной.

– Хорошо. Тогда покажите. Покажите, где она спит. Я должен видеть, в каких условиях моя... – я споткнулся, – ...где живёт ребёнок.

Мария Фёдоровна аж попятилась от наглости. Лицо её побагровело.

– А ты кто такой, чтобы я тебе что-то показывала? – прошипела она, уже не скрывая ненависти.

И тут во мне что-то сорвалось. Все эти дни лжи, недомолвок, вся боль и ярость вырвались наружу.

– А кто ты такая, чтобы решать, могу я это знать или нет? – мой голос громыхнул по всему залу, и женщины из хора замерли. – Сделать тест ДНК – не проблема! И вообще, вам не стыдно? В церкви находитесь, а врёте мне в глаза! Скажите правду!

Я не кричал. Но в тишине зале мой голос отчётливо был слышен всем. Мария Фёдоровна побледнела, её глаза округлились от страха. Она оглянулась на женщин, которые смотрели на нас с возмущением и неодобрением.

– Вон отсюда! – вдруг грубо начала гнать меня, видимо, потеряв окончательно остатки самообладания. – Я сейчас полицию вызову! Маньяк! Преследуешь нас!

Она полезла в карман за телефоном, её руки тряслись. В этот момент из того же коридора справа выскочила Алёнка. Увидев меня, её лицо просветлело.

– Папа! – радостно крикнула она и бросилась ко мне.

Всё произошло за секунды. Мария Фёдоровна с воплем кинулась её отнимать. Я, на чистейшем инстинкте, подхватил девочку на руки, резко развернулся и рванул к выходу. Сердце колотилось где-то в горле. Я не думал, не соображал. Я просто бежал.

– Стой! Верни! Верни её! – сзади нёсся истеричный крик Марии Фёдоровны.

Я влетел в машину, усадил Алёнку на пассажирское сиденье, сам запрыгнул за руль. Захлопнул дверь перед самым носом, Марии Фёдоровны, та била кулаками по стеклу, её перекошенное лицо было страшным.