– Ты – мой идеальный холст, Хэлли. Каждый дюйм твоего тела. И мне тоже нравится твое тело и нравится быть единственным, кто его видит.

Идеальный холст.

– Что ты собираешься рисовать?

– Потерпи и увидишь.

Я задираю футболку и засовываю ее под лифчик, чтобы не мешала. Генри молчит, пока работает. Сначала проводит крупными мазками по ребрам и ниже пупка, а затем сотнями, если не тысячами, более мелкими. Что-то напевая себе под нос, он время от времени останавливается и откидывается назад, чтобы оценить свою работу.

Каждое прикосновение кисти к моей коже похоже на поцелуй, и когда Генри спрашивает, все ли со мной в порядке, я могу только кивнуть, потому что сражена его нежностью. То, что он делает, кажется слишком личным и таким особенным, и он хочет делать это со мной.

Он сползает с меня, а потом укладывается и на живот и продолжает рисовать на моем боку. Потом с другой стороны, затем между моих ног. Время от времени он интересуется, не нужно ли мне чего-нибудь, но я отвечаю «нет», потому что не хочу, чтобы это заканчивалось.

Но в какой-то момент он все-таки заканчивает рисовать и заставляет меня лежать на кровати, чтобы все высохло и я не испортила его шедевр.

– А я смогу что-нибудь нарисовать на тебе в следующий раз? – спрашиваю, осторожно поднимаясь с кровати с его помощью, и направляясь к большому напольному зеркалу.

– Нет. Я видел твои каракули. Ты совершенно не умеешь рисовать.

– Иногда ты такой грубый, ты об этом знаешь? – ворчу я, хмуро оглядываясь на него через плечо, пока мы пересекаем комнату.

Он прикрывает мне глаза на последних шагах.

– Сначала все советуют не задумываться о том, что я говорю, а как речь заходит о том, насколько плохо они рисуют, мнение сразу меняется. Ты готова?

– Покажи мне.

Генри убирает руки, но остается рядом; он прижимается губами к моей шее и целует пульсирующую жилку. Сиреневые и лавандовые завитки пересекаются с перламутрово-белыми облаками на моей грудной клетке; пастельные оттенки розового, голубого и зеленого украшают кожу нежными тонами. Во все это органично вписаны белый и желтый цвета. Мне требуется секунда, чтобы понять, что на мне нарисовано.

– Тебе нравятся луга. Это первое, что ты на мне нарисовал.

– Я очень часто мечтаю о том, как буду лежать на одном из них. Думаю, что это подарит умиротворение. А еще я полюбил маргаритки.

Внизу живота, слева, жирным черным курсивом выведена буква «Г». Это единственный яркий цвет во всей картине.

– Ты меня подписал.

Он ласкает пальцами кожу под своими инициалами.

– Какие ощущения вызывает у тебя этот рисунок?

– Что я красивая, – честно отвечаю ему и чувствую себя более уязвимой, чем раньше. – Ты всегда заставляешь меня чувствовать себя красивой.

– Хэлли, ты так себя чувствуешь, потому что на самом деле красивая.

– Обещай, что возьмешь меня с собой на луг и подаришь мне новые впечатления.

– Обещаю.

Глава 26

Генри

Семестровые экзамены – единственное время в году, когда я чувствую преимущество в учебе перед всеми своими друзьями.

Я всегда сдаю экзамены хорошо, потому что нашел систему, которая помогает мне добиться наилучших результатов. Мне очень нравятся практические занятия, поэтому они никогда не вызывали стресс. А для письменных работ у меня есть система. Довольно простая: я позволяю страху нарастать до тех пор, пока не начинаю убеждать себя, что если не пошевелюсь, то завалю предмет, и тогда берусь за учебу.

Является ли это идеальной стратегией? Нет. Идеально ли это для меня? Да, и никогда меня не подводило.

Пока я объяснял свою систему Хэлли и Поппи, последняя смотрела на меня, слегка приоткрыв рот. Я сказал ей, что моя реакция была такой же, когда я узнал, что она хочет стать воспитательницей в детском саду.

Конечно, мой метод не такой упорядоченный, как у Хэлли с расписанием занятий или у Анастасии не с одним, а с двумя ежедневниками… Но я единственный, кто пока еще не впадает в панику из-за приближающегося окончания семестра, и, черт возьми, это так приятно.

Наше профессиональное партнерство с профессором Торнтоном подходит к концу, и то, что мне больше не придется ни с кем разговаривать, приносит невыразимое облегчение. Во многом меня вытянула доброта и целеустремленность Хэлли, но я справился.

Теперь мне просто нужно сосредоточиться на хоккее, и, возможно, моя карьера в колледже не полетит под откос. Хэлли смотрела на меня с неподдельной паникой, когда я сказал ей, что буду проводить дополнительное время в спортзале, вместо того чтобы следовать ее тщательно спланированному графику. Можно с уверенностью сказать, что она не верит мне, когда я говорю, что под давлением я добиваюсь лучших результатов.

Она отметила, что беспокоится не потому, что не верит в меня, а потому, что каждый раз, когда я испытываю стресс из-за хоккея, например, проигрыша команды, по ее мнению, я «теряю самообладание».

Я не понимаю, к чему она клонит.

⁂

Когда все дружно соглашаются сегодня вечером сосредоточиться на учебниках, а не на игре в «бирпонг», я изо всех сил стараюсь выглядеть разочарованным.

Хэлли и Аврора хихикают, сидя напротив меня, и перешептываются друг с другом, как пара детей.

– Что?

– Ничего, – быстро отвечает Хэлли, снова опуская глаза к своей работе.

Я молча смотрю на Аврору, потому что знаю, что, если буду достаточно долго пристально на нее смотреть, она расколется. Ее хватает на двенадцать секунд.

– Ты просто ужасный актер, Генри. Я никогда не видела, чтобы кто-то испытывал такое облегчение от того, что ему не придется вечером куда-то идти.

– Аврора, я просто убит горем. Удивлен, что ты этого не замечаешь.

Как по мне, это звучит убедительно, но по какой-то причине они снова начинают хихикать. Не знаю, кто выдвинул идею провести вечернее групповое занятие, но, если это означает, что я могу пропустить вечеринку братства, я только за.

Открывается входная дверь, и появляются Расс и Робби с пакетами еды в руках. Расс смотрит на меня и кивает в сторону рабочего кабинета.

– Можно с тобой поговорить?

– Конечно. – Я следую за ним, сажусь за стол и протягиваю руку, чтобы Расс передал мне буррито, которое только что принес.

Расс тут же ставит передо мной ноутбук. Когда он поднимает крышку, я понимаю, к чему все это. На экране открыт студенческий портал, словно видение из моих ночных кошмаров.

– Сделай это,