Интересно, что с момента, когда я услышала имя Романова, меня больше волнует скорая встреча с ним и то, как я выгляжу в простых брюках и свитере (хотя он и синего цвета, который нравится некоторым), чем тот факт, что мы с Лизой прячемся в туалете от папарацци и что мне угрожают. Это же ненормально? Ничего не могу поделать, сердце сжимается от радостного предвкушения. А как иначе после всех тех слов и взглядов, после букета цветов и такси… Понятия не имею, как себя вести при встрече с ним, но очень хочу его увидеть. Будто соскучилась.

– Пора, – говорит Лиза, сверившись с часами. Показывает мне, чтобы отошла от двери, приоткрывает ее и осторожно выглядывает в коридор. – Чисто.

Происходящее напоминает мне кино. С Романовыми моя жизнь стала и правда кинематографичнее. Недавно я и представить не могла, что буду убегать от репортеров и пойду на самый настоящий новогодний бал в красивом платье! Если, конечно, пойду.

– Люба, блин! – Лиза, только выскочив, кричит испуганно, когда из-за угла неожиданно показывается староста. И тут же, взяв себя в руки, говорит совсем другим тоном, какого я от нее и не слышала никогда: – Ты нас не видела, поняла? Иначе я расскажу декану про твои мутные схемы с зачетами.

Все же не зря она дочь своей матери. Люба тоже удивленно приподнимает бровь и руки.

– Воу-воу, полегче! Как будто твоя мама не в курсе. Кому я отчисляю проценты, как думаешь? – Она переводит взгляд на меня и кивает. – Но я прикрою вас. В благодарность Лиле за подписчиков. Я столько заказов на подарочные портреты набрала, что съехала из общаги. Ну же, идите!

Так мы вприпрыжку и бежим вниз. Этаж за этажом, с заносом на поворотах, врезаясь в стены, толкая друг друга и смеясь. Лиза съезжает по перилам на последнем пролете и в шутку грозится, чтобы я забыла об этом, потому что в прошлый раз она сама возмущалась, когда меня чуть было не сбили с ног. Мы одновременно протискиваемся в двери, ведущие в главный холл, и так же вместе застреваем в них с сумками. Смеемся наперебой, но очень внезапно за спиной слышим голос Ромы, который подгоняет нас. Тогда мы сами, в обход дежурных в гардеробе, срываем с крючков наши куртки, а после выбегаем из универа на улицу, закидываем сумки в багажник и прыгаем в машину Данила – почему-то я вперед, а Лиза назад, как будто так всегда и было.

– Поехали, поехали, поехали! – визжит она, захлебываясь смехом и вытирая уголки глаз.

– Родители будут тобой ой как недовольны.

Данил улыбается, обнажив ровные белые зубы, и смотрит на сестру в зеркало заднего вида. А я застываю, потому что слишком редко вижу его такую улыбку.

– Да и пофиг! – выдает Лиза.

И она кажется гораздо счастливее и свободнее, чем та девочка, которую я встретила на эргономике какое-то время назад. Мы все на адреналине и с колотящимися сердцами проезжаем несколько кварталов на высокой скорости, будто за нами гонятся с мигалками. Лишь когда машина останавливается на светофоре, дружно и шумно выдыхаем. Тихий расслабленный смех разносится по салону, а Данил оборачивается ко мне, наклоняется и спокойно, словно так и надо, целует в щеку теплыми губами.

– Привет, – здоровается он, и под его взглядом я забываю о целом мире вокруг нас.

Вздрагиваю, когда сзади стоящие автомобили сигналят нам, потому что загорается зеленый свет. Ловлю в боковом зеркале широкую улыбку Лизы, выглядывающей из-за подголовника, а когда она играет бровями, едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Видела бы себя рядом с Тимом!

– Куда едем? – спрашивает Данил, снова увлеченный дорогой.

– К нам, – заявляет Лиза, потирая руки. – Будем Лиле наряд на бал выбирать!

– Не выйдет, – мотаю я головой. – Мне на работу, – вспоминаю с грустью, потому что с удовольствием бы сейчас прокатилась к ребятам. Не из-за платья, но чтобы подольше побыть с Романовыми.

– Мы же ушли с живописи раньше. Быстро примеришь, что найду, и помчишься на работу.

– Там девочка новая стажируется, – объясняю, повернувшись к Лизе и выглядывая из-за сиденья. – Я обещала помочь. Катя будет с новенькой, а на мне зал. Кстати, если можно, я оставлю сумку, чтобы с ней не таскаться?

Смотрю на Данила, он едва заметно кивает.

– Ладно, сдаюсь! Вези ее в кафе. – Лиза откидывается на сиденье и разводит руками. – Но ты от меня не отвертишься и все равно будешь на балу самая красивая! Уж я-то постараюсь.

Звучит угрожающе.

– Тебе и стараться не придется, – произносит Данил, будто это его мысли вслух.

И не обращает внимания на реакцию сестры, которая, вгоняя меня в краску, изображает поцелуи и жаркие объятия. Вот же!

На работу, куда Романовы подкидывают меня, я заявляюсь с будто приклеенной улыбкой, но она быстро сходит, когда я лезу в чат. Записка так и жжет карман, и, пока у меня есть десять минут перед сменой, я, запершись в подсобке, с ужасом листаю неприятные и даже гнусные слухи, которые плодятся со скоростью света.

Блеф Савельева и Гали работает лучше, чем я думала. Потому что с тем же усердием, как их теперь превозносят, нас, а в особенности меня, втаптывают в грязь. Сообщения о том, что я колхозная нищебродка и роковая разлучница, кажутся цветочками по сравнению с тем, что пишут сейчас.

Я разоряю Даню: кто-то выкидывает в чат чек из художественного магазина (разве это не частная информация?), и меня быстро определяют в содержанки. Из-за меня и моей учебы, которую, кстати сказать, он оплачивает, Даня скоро лишится всего: тачки, квартиры и, кажется, даже модной одежды, которую он сменил на старый ватник и треники. Все так решили после нашей с ним фотографии с субботника, которую зачем-то выложила Вета, чтоб ее. Хотя злиться на сестру смысла нет – и без нее докопались бы до нас, нашли бы повод. Например, что Даня из-за меня бросил футбол – это сейчас обсуждают. В общем, меня ненавидят. Откровенно и пылко.

«Давайте ей эти ее краски на голову выльем».

«Да, хоть отросшие корни спрячет».

Это ужасно. У меня наворачиваются слезы. Хорошо, что меня подгоняет стук в дверь подсобки и очередь из клиентов, которые ждут свой кофе. Плохо, что с каждым часом дела обстоят только хуже. Мне и в кафе устраивают веселье. Сначала я не