Мой взгляд намертво вцепился в Хэлли. Ее лицо исказила боль, когда она падала.

Я уже сорвался с места и рванул к ним. Братья — следом. Краем сознания я понимал, что кто-то проверяет у Миллера пульс. Но мне было плевать.

— Хэлли.

Ее имя вырвалось из меня — наполовину мольба, наполовину молитва, — когда кровь пропитывала тонкую ткань, прикрывающую ее тело.

— Блю, — прохрипела она. — Люблю тебя.

Я стиснул челюсти и приподнял это чертово ночное платье, пытаясь разглядеть рану.

Роан выругался, опускаясь рядом со мной на колени.

— У меня есть аптечка.

Он вытащил кровоостанавливающую подушку и прижал ее к ране.

Хэлли вскрикнула.

Я схватил ее за руку и прижался лицом к ее щеке.

— Прости. Черт возьми, прости. — я выдавливаю слова. — Он пытается помочь.

— Блю…

Теперь это был почти шепот.

— Вызывайте санитарный вертолет! — заорал Роан. — У входа в пещеру есть место для посадки!

По камню загрохотали шаги.

Я крепко сжал руку Хэлли.

— Оставайся со мной, маленькая бестия. Ты должна быть со мной.

— Я так устала… — пробормотала она.

— Нет. Спать будешь потом, когда тебя подлатают. Не сейчас.

— Люблю… тебя…

Слова тянулись, превращаясь в хрип. А потом мягкие толчки воздуха у моей щеки вдруг исчезли.

Я уставился на свои руки. Они были красные, кожа содрана. Но под ногтями, в бороздках и завитках отпечатков все еще темнели крошечные следы засохшей крови. Такие пятна не отмываются. Никогда. А ослепительный больничный свет только подчеркивал это.

Я не знал, прошло ли пять минут или пять часов. Я просто ждал. Один. В этой проклятой комнате.

Обрывки воспоминаний вспыхивали и гасли. Мои руки, прижимающиеся к груди Хэлли. Я заставляю ее дышать. Я делал ей больно. Причинял боль, надеясь удержать ее здесь, и все это могло оказаться напрасным.

Болело все. Я чувствовал такую боль, о существовании которой даже не подозревал. Будто из души вырывали самую важную ее часть.

Послышались шаги. Не одна пара. Целая толпа.

Я резко поднял голову. Толпа — это было мягко сказано. Первыми вошли мама и папа. Лицо мамы было белым, ее рука сжимала папину. Но их тут же оттеснили. Чарли бросился ко мне, врезался мне в грудь и разрыдался.

Я прижал его к себе.

— Я с тобой, дружок.

Я не мог сказать, что все будет хорошо. Я не вру своим детям. Не в таких вещах. Никогда.

Чарли вцепился мне в шею.

— Я хочу к моей Хэлли!

Горло перехватило.

— Я тоже, дружок. Я тоже.

Дрю шагнул вперед. Лицо у него было неестественно бледным.

— Она уже после операции?

Я покачал головой. Я не сказал, что у Хэлли остановилось сердце в вертолете по дороге в Сиэтл. Не сказал, что она потеряла столько крови, что кожа стала сероватой.

— Мы все еще ждем.

Глаза Люка покраснели. Виолетта стояла рядом, сжимая его руку железной хваткой.

— Она выкарабкается?

Я с трудом сглотнул.

— Нужно дождаться врача.

Это было все, что я мог сказать.

— Давайте сядем, — мягко предложила мама.

Подтягивались остальные. Роан нес Кэйди, и та вцепилась в него, как обезьянка. Было видно, как ее потрясли истерика Чарли и все вокруг. Аспен поглаживала ее по спине, шепча что-то ласковое.

Рен прижалась к Холту, его губы коснулись ее виска. От этой нежности у меня болезненно сжалось сердце.

Грей устроилась прямо на коленях у Кейдена, свернувшись клубком. Я знал, что для нее это тоже вскрывает тяжелые воспоминания. Но Кейден не отпускал ее ни на секунду.

Нэш подвел Мэдди к стулу, поцеловал ее в лоб и подошел ко мне.

— Тебе что-нибудь принести? Кофе? Воды? Поесть?

Я покачал головой. Я бы ничего не удержал. Не сейчас.

Я просто сидел, позволяя Чарли выплакаться. Дрю сел с одной стороны от меня. Люк и Виолетта — с другой.

В зал ожидания вошли преподобный Хупер и его жена. Лицо у него было серьезное, когда он подошел ко мне.

— Не хочу мешать, но я не могу быть сейчас нигде, кроме как здесь. Я хотел бы помолиться за эту девушку. В ней есть добро, которое так нужно нашему миру.

У меня перехватило горло.

— Спасибо, преподобный. Я приму все молитвы, какие только есть.

Я бы принял что угодно. Я бы сразился с самим дьяволом ради Хэлли.

Хупер кивнул и склонил голову. Комната стихла, когда он повел нас в молитве. Я хотел верить, что Бог слышит. Что он вмешается. Но страх был слишком сильным, чтобы позволить себе надежду.

Преподобный оказался не последним посетителем. Комната постепенно заполнялась. Клинт и Абрамс. Дэниелс. Единственным, кто не пришел, был Энсон. И я его не винил. Он уже проходил через это. Больница была последним местом, куда он согласился бы вернуться.

Прошло еще два часа. Я выпрямился, когда в дверях показались две фигуры.

Сначала я узнал Эмерсона. Те же серые глаза, что у его сестры. Светлые волосы, лишь на пару оттенков темнее. Я встал, передавая спящего Чарли маме.

Я направился к Эмерсону. Его рука была сжата в более темной, и я сразу понял, что это Адриан. Я с трудом выдавил:

— Я Лоусон.

Глаза Эмерсона заблестели.

— Есть новости?

Я покачал головой.

— Пока нет. Мы все еще ждем хирурга. Мне так жаль. Мне очень жаль, что я ее не защитил.

Эмерсон отпустил руку мужа и положил ладони мне на плечи.

— Ты сделал все, что мог. Она мне сказала. — В его глазах стояли слезы, хотя он пытался улыбнуться. — Она злилась на тебя за излишнюю опеку.

Грудь сжало. Я почти слышал, как Хэлли ворчит.

— Моя сестра… — голос у него дрогнул. — Она сильная. Она справится.

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

— Семья Хэлстон Астор? — раздался голос из коридора.

Все взгляды мгновенно устремились к женщине с золотисто-коричневой кожей и темными волосами. Выражение лица у нее было доброжелательное, но сдержанное.

— Я доктор Далал. Я занимаюсь Хэлстон.

— Хэлли, — прохрипел я. — Она предпочитает, чтобы ее называли Хэлли.

Выражение лица доктора смягчилось.

— Разумеется.

Адриан сжал руку Эмерсона.

— Как она?

Доктор окинула взглядом комнату.

— Состояние тяжелое, но стабильное. Рана привела к массивной кровопотере. К сожалению, на операционном столе мы потеряли ее примерно на минуту.

У меня дернулось сердце, будто пытаясь забиться за двоих — за нее.

— Нам удалось ее вернуть и устранить повреждения в брюшной полости. К сожалению, почка была разрушена и не подлежала восстановлению. Ее пришлось удалить.

— Что это значит? — спросил Эмерсон.

Доктор повернулась к нему.

— Многие люди живут долгую и