внутрь робкий утренний свет. В центре пола темнел открытый лаз в подвал. Гнилые, почерневшие от времени доски были присыпаны облетевшими листьями, осколками бутылок, хабариками и мятыми сигаретными пачками.
– Через это окно снимаем рассвет, – командовал Дэвид, – в кадре молодое восходящее солнце. Камера отъезжает. Туман стелется над гладью болот. Еще отъезд – зритель видит заброшенную комнату. Снимаем одним длинным планом. Завтра здесь же снимем героя.
– Не выйдет одним планом, – Тони скептически оглядывал пространство, – были бы рельсы, на откате бы сделали.
– Да нормально, зумом обойдемся! – склонился над видоискателем Денис.
– Главное, цифровой не трогай, иначе все в мусор. – Стоя за спиной ассистента, Куликов пристально наблюдал за его действиями.
– Да знаю я, – резко бросил парень, – не дыши в спину.
Пожав плечами, Антон вытащил мятый белый лист:
– Баланс[3] будем выстраивать или внесем элемент случайности?
Пикировка операторов грозила перерасти в противостояние и поставить под угрозу весь съемочный день. Алекс тихонько потянула Тони за рукав и зашептала, почти касаясь губами уха:
– Фифи, прошу тебя как самого взрослого и разумного мальчика, не дразни их. Один слишком молодой, другой слишком творческий. Вся надежда на тебя.
– Понял-принял, – шепнул рыжий в ответ, и щеку девушки кольнула щетина, а глубокий вдох принес аромат леса, моря и горького шоколада.
Этот запах не оставлял Сашу все десять шагов до замершего в позе мыслителя режиссера.
– Дэвид, для подстраховки дай Антону отснять пару дублей. Будет альтернатива при монтаже.
Но взгляд Тельмана растворился в одному ему известной альтернативной реальности, и продюсер не была уверена, что ее просьба дошла до адресата. Впрочем, дальнейший процесс пошел на удивление гладко. Первые солнечные лучи пробивались сквозь осколки уцелевших кое-где стекол и, преломляясь, причудливыми бликами разбегались по обрывкам обшарпанных обоев. Блеклое солнце поздней осени нерешительно поднималось над горизонтом. Поблескивающий на траве иней уступал место мелким каплям росы.
Выбравшись из заброшенного дома, киношники расположились посреди колеи, бывшей некогда главной деревенской улицей. «Поехали. Стоп. Другой ракурс. Еще дубль», – команды сменяли друг друга, сливаясь в не требующий вмешательства продюсера фоновый шум. Как вдруг Дэвид напрягся, уставился куда-то за Сашину спину и одними губами, беззвучно, но от этого не менее внятно скомандовал:
– Снимай!
Тони, державший в этот момент камеру, крепко прижал ее к груди, бухнулся на одно колено прямо в вязкую глину и устремил объектив в бескрайний простор болот. Оттуда, разбавляя ярким розовым пятном золотисто-молочную дымку раннего утра, выплывала Эмма. Осторожно ступая модельной обувью по бугристой грязной топи, придерживая на груди расстегнутое полупальто, она умудрялась нести себя с грацией, достойной столичных подиумов. Косые солнечные лучи подобием софитов акцентировали внимание на изящной девичьей фигурке, преображая воздух позади нее в золотую портьеру. Светлые волосы Эммы ореолом нимба обрамляли круглое личико. Вся она была воплощенная легкость и волшебство, точно само ноябрьское утро соткало ее из рассветного тумана.
– Нимфа… фея… богиня… Ундина! – Режиссер не сводил с девушки глаз.
Алекс, стоявшая на линии съемки, боялась пошевелиться, не понимая, что именно Тони взял в кадр. Дэвид замер, лишь губы его продолжали шевелиться в беззвучном восхищении. Куликов и вовсе не дышал. И тут раздался грохот – штатив выпал из рук Дэна, ударился о ржавую бочку и извлек из нее звук не хуже хорошего барабана. Эмма споткнулась, Антон дернулся, Александра вздохнула.
– Какого?! – разъяренно обернулся режиссер.
– Ну уронил, с кем не бывает?! Штатив древний – убогий! – ершисто ответил ассистент оператора.
– Ты кадр убил, бестолочь! – Дэвид хотел что-то еще добавить, но, встретив обиженно-злой взгляд Дениса, раздраженно махнул рукой и порывисто пошел навстречу Эмме.
– Все равно с рук картинка дрожать будет, тем более на длинном фокусе. – Бурча под нос, Дэн протянул руку Тони, помогая оператору подняться из грязи.
– Тремором не страдаю ни по утрам, ни вообще. Ты обрек нас на муки бесконечных дублей. Помяни мои слова, Тельман твою фокусницу теперь загоняет во имя трех секунд славы, которые не факт что уцелеют при монтаже. Ставься давай. – Мужчина отмахнулся от пожелавшего вставить реплику ассистента. – А ведь как шла, – с грустью добавил он, – нарочно так не пройдет.
Узнав, что ей предстоит сниматься в кино, Эмма исполнилась энтузиазма:
– Алекс, как я выгляжу? Мне нужен сценический грим? Пальто оставить распахнутым или застегнуть? Мальчики, снимайте меня с правой стороны – она рабочая! Дэвид, какую эмоцию мне изобразить – грусть, радость, любовь или глубокую мысль?
– Глубокую мысль. Я бы на это посмотрела, – фыркнула Саша и скептически оглядела новоявленную актрису.
– А что такого? Я играла Дездемону в дипломном спектакле! Худрук сказал, что еще никого до меня ему не было так приятно душить!
– Я сразу почувствовал в тебе актрису, – режиссер подарил Эмме улыбку опытного лиса, обхаживающего приглянувшуюся курицу, – что оканчивала? В театре играешь или работала в кино?
– Институт профсоюзов, – ответила девушка и с легкой заминкой добавила: – Выступала на разных сценах.
– Природные декорации нашего цирка абсурда готовы к выходу примы. Не хочу торопить, но главный софит движется к зениту. Эмма, пройдись разок, чтобы мы пристрелялись. – Тони прильнул к видоискателю камеры.
– А как мне идти? С каким посылом? – Эмма не отрывала взгляда от Дэвида.
Режиссер смотрел на девушку с мечтательным вдохновением. «Поздравляю, у нас новая муза», – с легким раздражением подумала Саша. Вероятно, та же мысль мелькнула и у ассистента оператора. Денис бесцеремонно взял актрису за руку и потащил за собой:
– Посыл – пройти от этой кочки до той лужи. Не переживай – снимать не будем.
– Как – не будете снимать? А зачем тогда мне идти?! – Скрестив на груди руки, Эмма надула пухлые губки и стала похожа на обиженного ребенка – вредного, капризного, но очень симпатичного.
– В меня целься, – Саша подмигнула Тони и повернулась к девушке, – смотри и запоминай. После команды «мотор» тебе надо будет повторить мой маршрут. Старт у этого выдающегося бугра, финиш – перед той гигантской лужей. В камеру не смотришь, идешь неторопливо, спокойно, как всегда. Парни готовы?
Получив одобрение операторов, продюсер пошла. Резкие, четкие, скупые движения. Пятнадцать быстрых шагов. Не удержавшись, Алекс глянула в объектив и показала язык. Губы Антона изогнула легкая улыбка.
– Вот так, поняла?
Эмма смотрела недоуменно, но с явным неодобрением.
– И все? – протянула актриса. – Так скучно, просто и… обыденно?
– Ну что ты, милая, конечно нет! – встрял Дэвид. – Нашей Саше просто не свойственна легкость бытия, грация полета и эфирная девичья нежность.
– Тельман, я могу и обидеться, – сквозь зубы выдавила Алекс.
Но режиссер не обратил на нее внимания.
– Понимаешь, Тимофеева у нас живет, говорит